Читаем Русский щит полностью

Воевода Фофан спрятал своих ратников за дубовыми стенами и валами Гороховецкого городища, а конные разъезды послал по всем дорогам, ведущим в степи. Холодную осеннюю Клязьму бороздили владимирские воинские ладьи. Речные сторожа с пристрастием допытывались у встречных караванщиков, не плывут ли с ними люди князя Андрея Городецкого и иных князей. Подозрительных тут же забивали в колодки и везли во Владимир, на великокняжеский розыск.

Сам Дмитрий Александрович спешно собирал войско, крепил стены городов, готовясь к осаде. Опасность была грозной. Младший брат великого князя – Андрей, давний супротивник, – лукавил в Орде, перекупал у нового хана Тудаменгу ярлык на великое княженье Владимирское. Сарайский епископ Феогност уже сообщил с тайным гонцом, что неверный Тудаменгу, приняв от Андрея неслыханные по богатству дары, будто бы склоняется передать ему власть над Русью…

Но без боя Дмитрий Александрович решил великого княженья не уступать. Полки во Владимире и в Переяславле собрались уже немалые, а князь Андрей пока что был в Орде один, без союзников, с любезным сердцу Семеном Тонильевичем. Удельные князья сидели по своим городам, ждали чего-то. Воеводе Фофану было велено не пропускать в Орду ни их самих, ни их послов. Потому-то и бороздили владимирские ладьи реку Клязьму. И на Волге, против Нижнего Новгорода, тоже стояли великокняжеские заставы.

Но слишком много неприметных тропинок в лесах, чтобы можно было все перекрыть накрепко. Глухой ноябрьской ночью служебник лукавого князя Федора Ярославского пробрался мимо владимирских караульных в Орду.

«Князь великий Дмитрий Александрович собирает рати и крепит грады, не хочет ханскому слову покориться и сступиться с великого княженья по ханскому слову», – писал в грамоте Андрею князь Федор.

Андрей Александрович, прочитав грамоту, кинулся к битикчи, старшему писцу великого ханского дивана.

– Вижу, дерзок стал князь Дмитрий! Слишком дерзок! – говорил битикчи, укоризненно качая головой. – А дерзким аллах укорачивает жизнь, дабы не вводить в соблазн иных неразумных… Угодно будет аллаху, и на дерзкого Дмитрия обрушится карающая десница ханского гнева…

Городецкий князь понимающе улыбнулся, поманил пальцем Семена Тонильевича, который стоял поодаль с кованым ларцом в руках. Тот, неслышно ступая по ковру, приблизился к собеседникам, поставил ларец на низенький круглый столик, откинул крышку. В ларце тускло желтели золотые цепи, кольца, браслеты, разноцветными искорками блестели камни-самоцветы. Сонные глаза битикчи оживились. Он опустил руку в ларец и стал медленно перебирать драгоценности.

– Пусть аллах не замедлит обрушить карающую десницу на дерзкого, – подсказал Андрей, пододвигая ларец ближе к битикчи.

– Пусть будет так! – согласился битикчи…

Андрей Александрович, беспрерывно кланяясь, попятился к выходу.

На следующий день битикчи сам приехал к городецкому князю. Его сопровождали двое мурз – в боевых шлемах, обвешанные оружием, со свирепыми лицами. Битикчи представил своих спутников:

– Это славный Кавгадый, предводитель двух туменов. А это Алчедай, полководец ханский, обладатель трех бунчуков темников. Они пойдут с тобой на князя Дмитрия.

Семен Тонильевич широко перекрестился:

– Услышал господь молитвы наши! Конец князю Дмитрию!..

2

На исходе декабря татарские тумены двинулись из степей к русским границам. Поток всадников на лохматых конях-степняках казался нескончаемым. Пять туменов отборного войска вели за собой ханские полководцы Кавгадый и Алчедай. Кто может выстоять против такой силы? По пути к войску приставали новые и новые бродячие орды, соблазненные будущей добычей.

Среди этого множества татарских всадников затерялась горстка дружинников Андрея Городецкого. Да и сам он ехал в окружении нукеров-телохранителей Кавгадыя и Алчедая, не то почетным гостем, не то пленником. Но показывать гордость было еще не время. «Пусть татарские сабли смахнут с великокняжеского стола ненавистного брата, тогда будет иное, – думал городецкий князь, покачиваясь в седле рядом с ханскими полководцами. – Не навечно же придут татары в русские леса! Чужаки возвратятся в свои степи, оставив у моих ног покорную Русь!»

Еще раньше, опередив на несколько переходов войско, на север поехали ханские послы. Серебряные посольские пайцзы заставили расступиться владимирских караульных. Ордынцы беспрепятственно миновали Клязьму и разъехались по удельным городам.

Обратно послы возвращались вместе с удельными князьями. И снова владимирские заставы пропускали их: князья спешили в Орду по зову Тудаменгу. А что это было именно так, свидетельствовали ханские ярлыки, которые князья охотно предъявляли на заставах.

Воевода Фофан не успевал посылать гонцов с тревожными вестями. В Орду отъехали Федор Ростиславич Ярославский, Михаил Иванович Стародубский, Константин Борисович Ростовский и иные многие князья. Все они проследовали с большими дружинами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза