Неудивительно, что спустя всего два месяца, 16 апреля, Сытин с оглядкой подбирал слова, выступая перед тридцатью крупнейшими представителями деловых кругов, ибо он имел все основания допустить присутствие в зале осведомителя охранки. Собрание, к которому он обращался, представляло собой Военно-промышленный комитет (ВПК), организованный деловыми людьми в Москве, как и в ряде других городов, чтобы помочь тонущему правительству наладить расстроенную войной ж оном и ку. Власти относились к этим комитетам с недоверием, так как боялись, что они воспользуются крайне тяжелым положением в стране и введут конституционную форму правления, о которой мечтали многие предприниматели.
Сытин был за то, чтобы способные предприниматели играли более важную роль в политике и правительстве, но в этот день он предостерегал сидящих в зале от союза с «интеллигентно-политическими теоретиками», которые выдают себя за вождей рабочего движения. Стоит войне окончиться, как эти деятели «пойдут рука об руку с рабочими и революционерами» к цели, гибельной для предпринимателей. Ради уравниловки они «начнут устанавливать цены, диктовать обязательства, вводить новые порядки» – словом, «заварят такую кашу» социализма, что после и не расхлебаешь». Поскольку Сытин наверника знал, что перед ним – люди, в течение двух предыдущих лет стремившиеся найти общий язык с левыми партиями, сказанное им лишний раз подтверждает, что к подобному сотрудничеству он относился без всякого сочувствия[496].
Незадолго перед тем, в феврале, Сытина избрали в Правление Русского союза торговли и промышленности, и он говорил веско, от всей души желая увлечь своих коллег на путь независимой политической деятельности.
Их деловые навыки, считал он, незаменимы в правительственных сферах. Как писал он позднее, «в купечестве, думалось мне, больше творчества и больше деловой упругости, чем в дворянстве, и давно пора, чтобы эта свежая и новая сила поближе подошла к государственным делам». Сытину хотелось подвигнуть более молодое поколение предпринимателей на то, чего по разным причинам не сделал он сам, – добиться влиятельного положения в правительстве.
К числу собратьев по сословию, достойных, по его мнению, руководить страной, принадлежал А.В. Кривошеин, который породнился с богатым родом Морозовых и пользовался их политической поддержкой. Кривошеин, выступавший в 1915 году за переговоры с либералами в Думе для сформирования «правительства доверия», годом ранее был предложен на пост председателя Совета Министров, но царь предпочел ему старого преданного бюрократа И.И. Горемыкина. Тогда он принял портфель министра сельского хозяйства и оставался в этом качестве, пока в ноябре 1915 года не повздорил с Распутиным.
Еще раньше Сытин возлагал большие надежды на предпринимателя, десятью годами моложе себя, – наследника промышленной империи Морозовых Савву Тимофеевича Морозова. Однако Савва «не унаследовал той могучей черноземной силы», какой были наделены его отец и дед, и «вся коротенькая жизнь его прошла в том, что он только грелся у чужих огней» любимых им художников[497].
Во второй половине 1916 года Сытин и сам бросил вызов правительству, попытавшись уговорить московское купечество пожертвовать 10 процентов своих барышей и собрать миллионы рублей на Армию Национального Спасения, которая отразила бы германцев. На собрании Московского Купеческого общества он призвал «детей Матушки-Москвы» не поскупиться «во имя Господа Бога и Справедливости, искупления и показания», чтобы повторить народный подвиг 1812 года, когда русские все как один поднялись на борьбу с наполеоновской армией. Эта отчаянная сытинская затея с походом за веру потерпела полный крах, несмотря на то, что он подал пример и внес 100 тысяч рублей[498].
Подобные патриотические призывы, безусловно искренние, шли только на пользу Сытину, ибо как раз в то время он добивался не только увеличения поставок газетной бумаги, но и сокращения налоговых платежей, предъявленных ему правительством. Попытка договориться о снижении налогов, предпринятая им в 1916 году, была связана с тем, что государственные чиновники оценили книжную продукцию, хранившуюся на сытинских складах к исходу 1915 года, в 2,25 миллиона рублей. По мнению Сытина, они сильно завысили эту цифру. Годами, отмечал он, у него хранились непроданные экземпляры книг, многие из которых резко упали в цене. В официальном письме от лица фирмы Николай Сытин и М.Т. Соловьев ссылаются на войну, «опрокинувшую все расчеты», то есть открыто признают, что ни одна из сторон не может поручиться за точность указанных цифр[499].