Русский предприниматель московский издатель Иван Сытин

Объявление Германией войны 19 июля 1914 года явилось для русских, в том числе и для Сытина, полной неожиданностью, несмотря на то, что немцы обвинили Николая II и его правительство в проведении мобилизации с целью поддержать сербов в их борьбе с австрийцами. Тем не менее Сытин надеялся на скорое окончание конфликта, и его редакторы в «Русском слове» энергично взялись за освещение сражений и всего хода кампании с той же объективностью, какая отличала газету во время русско-японской войны. Правительство, в свою очередь, крайне опасаясь вражеской пропаганды и критики внутри страны, ввело строгую военную цензуру и предписало цензорам обращать особое внимание на «Русское слово». Мало того, что сытинская газета была самой читаемой в России, но она к тому же пользовалась необыкновенно широкой популярностью в деревне, а именно оттуда приходила в царскую армию основная масса солдат.

В сентябре 1914 года начальник Главного управления по делам печати вызвал к себе Руманова, показал ему приказы Верховного командования, касающиеся прессы, и велел довести их смысл до Сытина и редакторов «Русского слова»[474]. Всего за два месяца, отчитал он Руманова, «Русское слово» умудрилось помочь врагу. Он – «друг газеты», однако, если она не переменится, он употребит власть. Преждевременному разглашению сведений о военных операциях нет оправдания, а посему – никаких репортажей до появления официальных сводок.

К октябрю военная цензура еще более ужесточилась, и вновь «Русскому слову» досталось за критику больше других. Отныне два цензора прочитывали военные комментарии, а также все иные материалы газеты, имеющие отношение к войне. Кроме того, они обязаны были определять, какое впечатление могут произвести публикации на гражданское население, и запрещать все, что казалось «упадническим». Касательно военно-морских вопросов «Русскому слову» впредь надлежало ограничиваться только официальными сообщениями[475].

А редакторы «Русского слова» жаловались на цензуру. Утверждение материалов московской военной цензурой, говорили они, занимает порой несколько часов, и к»частую их не успевают опубликовать в тот же день. Теперь, когда тираж газеты превысил 500 тысяч экземпляров, сотрудникам редакции приходилось выпускать номер в сжатые сроки. Почему, спрашивали они, корреспонденции должны проходить двойную цензуру: ка месте событий и в Москве?[476] (Местные цензоры, приданные Московскому телеграфному агентству [МТА], просматривали каждое сообщение, поступавшее по телеграфу.) Поскольку отчасти вина за опоздания и недоброкачественность телеграфных лент с новостями лежала непосредственно на МТА, Сытин велел своим редакторам жаловаться и телеграфному начальству[477]. Они также возобновили ходатайство, впервые поданное в 1913 году, о том, чтобы провести в редакцию прямую телеграфную связь, но правительство не разрешило изменять порядок цензурных ограничений. Прямую линию «Русское слово» получит только в 1917 году, когда к власти придет Временное правительство[478], а пока Сытин нанял для связи с МТА курьера: тот галопом носился по улицам на белой лошади, напоминая москвичам, что сытинская газета не останавливается перед затратами, лишь бы вовремя сообщить им последние известия.

По мере того как на фронте Россия терпела от 70 германских дивизий поражение за поражением, правительство все назойливее вмешивалось в распространение информации, и вот 15 июля 1915 года редакторы Сытина получили копию телеграммы, посланной из Генерального штаба Верховного командования министру внутренних дел (в компетенцию которого входила печать): «Необходимо путем неофициальных статей и широко поставленных разъяснений печати подготовить общественное мнение к вопросу о возможности (германского] наступления… в пределах Варшавского военного округа»[479]. А что именно требуется от «Русского слова», выяснилось в августе, когда Генеральный штаб предложил всем газетам опубликовать историю героической гибели на поле брани крестьянина Степана Веремчука[480].