В этом восторженном отрывке, однако, преувеличена сытинская щедрость и опущены соображения коммерческого и политического характера. Сытин помогал, но отнюдь не предоставлял всех своих капиталов в распоряжение Горького. Напротив, Сытин не замедлил поставить Горького в известность, что не даст денег на историю России, издание которой они обсуждали, и вместо этого предложил 200 тысяч рублей за право издать собрание горьковских произведений тиражом 40 тысяч экземпляров. И то с оговорками, предусматривающими выплату гонорара частями до 1918 года и удержание из гонорара 50 тысяч рублей в случае, если к 1 января 1917 года издание принесет менее 200 тысяч рублей[467], Сытин хотел также, чтобы Горький предоставил «Русскому слову» право первой публикации всех своих будущих произведений. Судя по этим жестким условиям, Сытин давал понять, что у него не так уж много свободных денег. К тому же он всячески избегал участия в таких совместных начинаниях, где успех зависел от капризов политики, вроде предложенной Горьким газеты «Луч». Сытин предпочитал, чтобы его деловые отношения с Горьким не выходили за рамки литературы, и вот насчет печатания в «Русском слове» второй автобиографической повести Горького «Мои университеты», которую он написал в первый год своего возвращения, контракт был заключен[468].
Они уважали друг друга за цепкую деловую хватку, в середине мая Горький писал Ладыжникову: «Хорошая башка у Сытина, очень быстро и верно понимает он то, над чем другой подумал бы с год времени»[469]. И через три недели в очередном письме: «Сытин затягивает переговоры [о «Луче»]… мешая мне начать дело с другими людьми; намерен решительно объясниться с ним»[470].
Каков бы ни был ответ Сытина, дело с «Лучом» не пошло дальше прожектов. А вот литературно-критический журнал под редакцией Горького Сытин счел целесообразным не только поддержать, но и включить в число приложений к «Русскому слову». Когда же Дорошевич и Благов решительно воспротивились этому из политических соображений, Сытин ограничился финансовым участием, которое позволило Горькому начать издание «Летописи». Этот журнал будет выходить с 1915 до 1917 года, но поскольку он соберет всего 8 тысяч подписчиков, то кончится тем, что Сытин потеряет 50 тысяч рублей[471]. В своих воспоминаниях он скупо говорит по этому поводу: «Мы издавали с ним [Горьким] журнал «Летопись», но издание это скоро пришлось остановить»[472]. Кроме того, Сытин несколько раз заключал с Горьким договоры на редакторскую работу и давал деньги для его нового издательства «Парус»[473].
Возвращение Горького в Россию изрядно подогрело заинтересованность Сытина в сотрудничестве с ним, однако Горький приехал на родину незадолго перед тем, как разразилась война и издательское дело стало гораздо более рискованным для всех его участников. В финансовом отношении знакомство с Сытиным оказалось для Горького весьма выгодным, хотя получал он куда меньше того, что просил. Тем выше он ставил Сытина как человека, пекущегося о народном благе и являющего собой достойный подражания пример. Подобно Чехову, Горький считал, что отсталой, охваченной спячкой России как воздух нужны неутомимые труженики и просветители, к которым он относил и себя с Сытиным.
Шел 1914 год, Горький и Сытин вели переговоры об издании полного собрания сочинений писателя и новой ежедневной газеты, как вдруг 15 июня произошло убийство австрийского эрцгерцога Фердинанда и в дверь постучалась война. Еще раньше несколько детей Сытина, несмотря на ухудшение отношений между двумя державами, уехали в Германию, и когда открылись военные действия, он лишь с большим трудом вернул всех, кроме одного, домой. После этого Сытину пришлось призадуматься над тем, что сулят превратности войны его издательскому делу и как вести его дальше.
Глава девятая ИЗДАТЕЛЬ В ГОДЫ ВОЙНЫ
Под влиянием поражений русских в первые два года войны у Сытина отчетливо проявились ура-патриотические настроения. Не так было в 1904 году, теперь же Сытин поможет самодержавию: он станет проповедовать ненависть к врагу и замалчивать совсем уж худые вести с фронта. Кроме того, будучи свидетелем политического смятения в столице (переименованной на русский манер в Петроград), а также нарастающих повсеместно перебоев в снабжении, отчаяния и недовольства, вызванных тяжелыми потерями в сражениях с немцами и австрийцами, Сытин позаботился о том, чтобы «Русское слово» смягчило критику загнанного в угол правительства. На передний план выступили интересы российского государства, для которого началась пора испытаний. Хотя военная цензура и нехватка бумаги и без того сдерживали издательскую деятельность, Сытин сам счел необходимым отступить от чеховского принципа говорить людям всю правду без утайки.