Есть и другой источник «русского терпения». Вся история русского народа переплетена с созданием большого, многонационального государства. Характер русского народа и способствовал этому процессу, и складывался под его влиянием. В результате русские — народ государственный. Они с трудом идут на конфликт, который может потрясти государство. Самый яркий пример в истории, вероятно, — наше время. Английские докеры или горняки тщательно выбирают время, когда запасов угля меньше всего, и тогда объявляют забастовку, чтобы она больнее всего ударила по стране и шансы на победу были бы выше. А у нас появилась совершенно новая форма социального протеста: шахтеры голодают. Голодают и учителя, и врачи. Один академик голодал, другой — застрелился. Все они подобны тем боярам эпохи Грозного, которые предпочитали смерть смуте. Да страна сейчас и существует только за счет того, что большая часть ее населения работает фактически бесплатно: за плату, на которую ни они, ни их семьи существовать не могут.
Но если у русских возникает сомнение в том, что государство исполняет свою охраняющую и скрепляющую роль, если кажется, что оно — «ложное», то протест обращается не против частных форм эксплуатации, не против отдельных институтов, а против самого государства в принципе. Оно признается недостойным существования, приговаривается к уничтожению. Тогда и возникает «бунт — бессмысленный и беспощадный». Так, ряд историков (в частности Ключевский) считают, что основной причиной восстания Пугачева были вовсе не тяжелые условия жизни тогдашнего населения Поволжья. Главным толчком было провозглашение «дворянских вольностей». После того как дворяне были освобождены от своих обязанностей перед государством, крестьяне стали ждать отмены крепостного права, когда же она не произошла, местное возмущение разгорелось в восстание. С этой же стороной русского характера связано и провозглашение Пугачевым себя Петром III, да и вообще частое появление самозванцев в России — это знак того, что движение протеста не направлено против основы государства.
Терпение в русской психологии тесно связано с жертвой — терпят, жертвуя чем-то, и часто трудно различить, является ли жертва необходимым признаком терпения или самоцелью. Жертва сама по себе обладает святостью. Любимыми русскими святыми (первыми канонизированными) были Борис и Глеб, весь подвиг которых состоял в том, что они принесли себя в жертву, приняли смерть «в подражание жертве Христовой». Сама жертва ценится выше победы. Один мой знакомый немец, долго живший в России и, казалось бы, хорошо ее понимавший, со смехом мне рассказывал, что видел в Севастополе памятник двум сражениям, проигранным русскими! Между тем для русского сознания это вполне естественно: памятник стоит не выигранному сражению, а жертве, принесенной ради России. Как и терпение, жертва не есть пассивное подчинение роковым обстоятельствам. Она дает силы народу в целом. И когда Александр Невский готовился к битве на Неве, один из его воинов видел ночью, как на ладье плыли святые Борис и Глеб, и слышал, как Борис говорил: «Брате Глебе, вели грести, да поможем сроднику нашему Александру».
В трудных ситуациях русские реагируют обычно, накапливая внешние раздражения, а потом отвечают взрывом энергии. Взрыв может быть направлен как на защиту государства, так и на его разрушение. Реакция первого типа имела место в Великую Отечественную войну или в конце Смутного времени, второго — в начале смуты ив 1917 году. Сейчас народ накапливает внешние импульсы и терпит — пока.
Русское терпение имеет и еще один аспект, связанный с особенностями нашего времени. Могу здесь сослаться на свои впечатления. Несколько лет назад я был в Якутии. Сразу же я столкнулся с новым для меня словом — «якутизация». Так называют процесс постепенного вытеснения русских со всех руководящих постов. Русский язык все больше заменяется якутским. Ответственные совещания, важные репортажи по радио и телевидению ведутся по-якутски. Районы переименованы в улусы, деревни — в наслеги. И это при том, что русские составляют 2/3 населения Якутии. Какова же реакция русских? Я слышал только об одной: русские уезжают. За один год из того района, где я был, уехало 10 % жителей.
Через год я был в Чечне. Там для меня ошеломляющей новостью оказались рассказы о том, что пережило русское население в трехлетие правления Дудаева. Массовые убийства, похищения с целью получить выкуп, грабежи, изнасилования, русские рабы в зажиточных чеченских семьях. Я уж не говорю, что в Москве все это было полностью замолчано. Но в Чечне мне не удалось узнать ни про одну хотя бы попытку самозащиты русских. Единственная реакция — бегство. Бежало несколько сот тысяч человек, большая часть русского населения Чечни.