Или такой, казалось бы, специальный, но болезненный именно для русского патриотического сознания вопрос, как положение Севастополя. Севастополь — это Черноморский флот, оборона всего русского Юга. Это, кроме того, чисто русский город, украинский язык там слышен только по радио. Но сверх всего этого он весь наполнен великими историческими воспоминаниями о Крымской войне, Великой Отечественной; там каждый камень пропитан русской кровью. Севастополь — одна из национальных святынь России. Такие святыни поддерживают и скрепляют народ, как знамя — армию. Их сдача символизирует капитуляцию. Да и чисто юридически Севастополь — город России: после войны он был выведен из состава Крымской области и сделан городом республиканского подчинения РСФСР, так что хрущевская передача Крыма Украине, сама по себе незаконная, на Севастополь не распространялась. Отношение современных политических течений? В 1993 году Верховный Совет принял постановление, подтверждающее российский статус Севастополя. Президент тогда сказал, что ему за это постановление стыдно. Украина подала жалобу в Совет Безопасности, и произошло почти беспрецедентное: представитель России присоединился к этой жалобе на свой Верховный Совет! Но и КПРФ не высказала четкого отношения к вопросу о российском статусе Севастополя. Ведь за Севастополем стоит Крым, а Коммунистическая партия Украины голосует за то, что Крым — неотъемлемая часть Украины. Не слыхали мы и того, какова точка зрения нашего президента на статус Севастополя и Крыма. Да и есть ли такая точка зрения?
Наконец, самый больной на сегодняшний момент вопрос — о Чечне. Кроме влияния на судьбу российской государственности, на дальнейший распад России, ситуация в Чечне имеет сугубо русский национальный аспект. Во время трехлетнего правления Дудаева русское население Чечни подверглось свирепому террору: убийствам, пыткам, избиениям, изнасилованиям, цель которых была — сгон этого населения с их земли, захват домов и земель. Были убиты десятки тысяч русских, сотни тысяч превратились в нищих беженцев. Произошла крупнейшая в нашей стране после конца войны этническая чистка. И, несмотря на весь накал, с которым обсуждается положение в Чечне, именно этот вопрос, касающийся сотен тысяч русских, никого не волнует (исключение составляют лишь думская комиссия Говорухина и несколько общественных деятелей). В Чечне проводятся выборы — как будто не изгнана значительная часть русских избирателей. Собираются совещания по Чечне, в которых участвуют представители чеченских боевиков, старейшины тейпов, мусульманское духовенство, — но никогда представители изгнанных русских. Еще дальше вглубь идет вопрос о землях, веками раньше заселенных русскими и по хрущевскому произволу переданных Чечено-Ингушетии, — Наурском и Шелковском районах на левом берегу Терека. По какому праву эти казачьи земли остаются в Чечне, их поливают русской кровью и сгоняют с них коренное казачье население? Об этом хранит полное молчание весь спектр политиков — от президента до КПРФ.
Президент уже не первый раз объявляет о конце военных действий в Чечне, хотя противоположная сторона их не думает прекращать. Но ненамного отличается и политика КПРФ, требующей «немедленно остановить военные действия» (26). Собственно, здесь проявилось полное единство — президент так и поступил, за что и расплачиваются русские солдаты, которых расстреливают каждый день, эшелоны с которыми пускают под откос. Требование немедленно остановить военные действия — чем же отличается оно от позиции Ковалева или Юшенкова?
Корреспондент из Грозного пишет мне: «Со времени моего детства и вплоть до предвоенных месяцев типичной была уличная сценка: на одного или группу русских мальчиков нападает ватага чеченят, бьют даже не жестоко, а так, чтобы сильнее унизить, и все это под одобрительные молчаливые взгляды взрослых».
Другие рассказывают о массовых насилиях над русскими женщинами, русскими мальчиками. По рассказам, в Чечне множество русских рабов, рабов продают и дарят, при попытке к бегству — убивают. На стене в Грозном — надпись: «Русские, не уходите, нам нужны рабы».
Но всего этого как бы нет для «партийной» России — от президента и всей партии власти, от Ковалева и Явлинского до КПРФ (особенно же для более ортодоксальных коммунистических партий).
Таким образом, если судить не по общим декларациям или символическим действиям, а по конкретным требованиям и обязательствам (тем более — делам), то не оказывается ни одного политически весомого движения, которое исходило бы из русских национальных интересов.
Русское патриотическое движение как политическая сила — до сих пор не состоялось. Это не есть смертельный диагноз — может быть, народ очень медленно приходит в себя в новой ситуации развала и упадка и постепенно собирает свои силы. Но на данный момент положение таково, на него нельзя закрывать глаза, и, только учитывая этот тяжелый факт, можно постараться оценить перспективы на будущее.
Опять выборы без выбора