А. М. Панченко называет скоморохов «иереями смеха». Действительно, в ряде ситуаций они как бы делили роль с православным клиром. Например, бракосочетание начиналось с венчания в церкви, а заканчивалось брачным пиром, не обходившимся без скоморохов. Стоглавый собор 1551 г. воспрещает скоморохам лишь присутствие в церкви и не упоминает о свадебном пире. Вообще, пиры и братчины имели ритуальный оттенок. И, с одной стороны, необходимой их частью были скоморохи, а с другой — отлучение от церкви лишало права участия в них. В фольклоре скоморохов часто называли «святыми» — конечно, не в христианском смысле, а как признание некоторой их магической, ритуальной роли. А. М. Панченко приводит пример повести «О некоем купце лихоимце», где скоморох спускается в преисподнюю и помогает спасти душу купца-лихоимца. То есть здесь скоморох играет роль шамана. Согласно А. М. Панченко, духовные ценности человека древней Руси составляли строго иерархическую структуру. На верху иерархии находилось спасение души, благочестие, нравственные заслуги, а ниже располагалось то, что связано с материальным миром и телесными страстями. Эта часть была подвержена своим грехам, которые обличались. Но не ставилась цель их полного уничтожения: так сказать, с ними надо было уметь жить, «един Бог без греха», «бегайте того, кто говорит — я без греха», — такой человек считался хуже убийцы, он был не способен к покаянию.
Святки охватывали период от Рождества до Богоявления. Святкам и Масленице посвящена статья И. В. Понырко (32). Первая половина называлась Святыми вечерами, вторая — Страшными вечерами. В церковной службе первая половина имеет основной темой рождение Христа, вторая — искушение и Крещение. Подобной схеме соответствует и народный ритуал. Первая неделя носит карнавальный, приподнятый, праздничный характер. Вторая связана с представлением об освобождении на это время злых сил: Бог отпирает ворота ада и позволяет «попраздновать бесям». Заканчивается цикл купанием в проруби — «Иордани». Это рассматривалось и как очищение от греха «ряженья» на святки.
Рождество было воплощением соединения двух миров — божественного и земного. Соединилось божеское и человеческое, Бог стал человеком и поднял человека до Бога, небо стало землей, а земля — небом. Христос рождается «да нижняя с вышними совокупи». Святки были зрительным воплощением этой концепции. В это время стирались все грани, в частности и граница, отделяющая нас от будущего: они были временем гаданий. Соединение «нижняя с вышним» выражалось в карнавальном характере празднества. Ряжение соответствовало как бы переодеванию Бога и человека: «Елицы во Христа крестися — во Христа облекохося». Рваные худые наряды ряженых выражали переодевание Бога в ветхого человека. Рождением Христа уже была предопределена тема «смертию смерть попра». В Святках этому соответствуют многочисленные ритуальные «похороны», «игры с покойником», имевшие фарсовый характер и кончавшиеся воскресением «покойника». Это был как бы фарсовый, карнавальный вариант тех ритуалов, которые весной или летом близко соответствовали ритуалам раннеземледельческой религии. Иногда даже название было одинаковое («похороны Костромы»).
В некоторых случаях церковный ритуал непосредственно переплетался с народным праздником. Таким было «Пещное действо», совершавшееся за неделю до Рождества. Оно происходило в храме и изображало сожжение в печи трех отроков и спасение их ангелом. Все действие имело элементы театрализованного представления. Действо предваряло Рождество: отроки, неопаленные пещным огнем, являлись предсказанием, прообразом естества девы Марии, не опаленной вселившимся в нее небесным огнем. Исполнители роли мучителей отроков назывались «халдейцами». Они участвовали в богослужении в оставшейся части того дня, когда совершалось действо. И вот оказывается, что они получали разрешение от патриарха участвовать в святочных празднествах! «Халдейцы» бегали по улицам в тех же костюмах, в которых участвовали в действе, и с тем же потешным огнем. То есть они играли роль типичных «ряженых», а в Крещенье подвергались очистительному купанию. Забавляясь, «халдейцы» поджигали встречавшиеся им возы с сеном. С одной стороны, мы имеем дело с типичной православной символикой: сено было символом греховного, земного, его сожжение — преодоление ветхого мира и смерти. Но, с другой стороны, это столь же типичная составляющая календарных праздников — сожжение соломы, ритуальные костры.