Русский народ в битве цивилизаций

Бросаются в глаза многочисленные параллели описанной системы религиозных представлений с христианством. Вплоть до того, что центральный миф племени уитото на юге Северной Америки начинается словами: «В начале было Слово и Слово было у Бога» (под Словом подразумевается здесь сам миф). Очевидно, это как бы предвидение или «предчувствие» христианства. Здесь можно видеть очень интересную конкретную реализацию положения Тертулиана: «Человеческая душа — урожденная христианка». Сходные взгляды высказывал Шеллинг (21): «Уже во все время язычества Христос был в непрерывном пришествии, хотя он в действительности пришел, лишь когда исполнилось время», «Христианство не вышло из одного только иудаизма, оно в такой же степени имеет в качестве своей предпосылки и язычество, лишь потому его возникновение есть великое всемирно-историческое событие».

Система таких религиозных представлений описана этнографами в Полинезии, Индии, Африке, на юге Северной Америки, в Центральной и Южной Америке. Вскоре после того, как Иенсен опубликовал «миф Хайнувеле», специалисты по классической Греции — например, Кереньи (22) — обратили внимание на многочисленные аналогии с мифом о богине-деве: Коре-Персефоне. Персефона — дочь Деметры, древней богини Земли (Ге-Метер: Мать Земля). Подземный бог Аид увлек ее дочь Персефону под землю, она была поглощена разверзшейся пропастью. За это Деметра запретила произрастание злаков. В результате Зевс положил, чтобы Персефона находилась под землей 1/3 года. Подобно семени или клубню, она выходит на свет, «чуть наступит весна и цветы благовонные густо черную землю покроют». Деметра же, встретив четырех царей, повелевает им учредить Элевсинские мистерии. Это был тайный ритуал, видимо, повторявший миф о похищении Персефоны под землю и ее освобождении.

Известно, что в значительной части он состоял из танца, в котором посвященным открывался тайный смысл мифа. Посвященные в мистерии приобретали надежду на счастье за гробом, чего не могла предложить религия олимпийских богов. Как говорит Цицерон, «Элевсинские мистерии не только учили человека жить достойно, но и давали ему благородную надежду после смерти». Имеются и некоторые поразительные совпадения в деталях. Например, с культом Деметры и Персефоны тесно связана свинья, которая не принадлежала к числу наиболее важных для хозяйства древних греков домашних животных. В орфическом варианте мифа свидетелем похищения Персефоны является свинопас, стадо которого поглощается землею вместе с нею. Он рассказал Деметре о похищении и в благодарность вынес на свет хлеб. Свинья была главным культовым животным Деметры. В начале полевых работ жрец Деметры бросал жертвенного поросенка в пропасть. Его разложившееся мясо потом закапывалось в разных частях поля. Наконец, танец в виде лабиринта напоминает мифологический лабиринт на Крите. Эванс раскопал там орхестру, на которой был выложен спиралевидный узор. Существует предположение, что лабиринт — это танец. Так, Лукиан, перечисляя танцы, известные на Крите, упоминает Лабиринт. Плутарх рассказывает о танце «Журавль», введенном Тезеем на Делосе в подражание лабиринту. И Вергилий говорит, что вернувшиеся с Крита спутники Тезея «танец вели круговой и Тезей дирижировал хором» (см. 23). Конечно, не только в мифологии классической Греции встречаются подобные параллели. Например, в «Ригведе» рассказывается об убийстве богами бога Сома. Его смерть производит жизнь: растительную, животную. Выжимание опьяняющего растения Сома является каждый раз повторением мифологического убийства. Напиток дает богам бессмертие, но также и людям — только через продолжение рода. С этой же религиозной идеей тесно связаны убиваемые и возрождающиеся боги в религиях государств средиземноморского круга: Озирис, Адонис, Аттис. Религия убиваемого и воскресающего бога подробно описана Фрезером (24), указавшим на широчайшее ее распространение. Четким признаком, отличающим ее от религиозных представлений раннеземледельческих религий, является то, что Адонис и родственные ему божества воскресают индивидуально, в то время как божественные существа типа Хайнувеле воплощаются лишь в «новой жизни», возникающей в результате их гибели. На промежуточные формы, существующие между этими двумя религиозными концепциями, обратил внимание В. Я. Пропп (25). Он указал на случаи, когда возрождение Озириса, например, мыслилось в форме урожая: в глиняную фигурку бога закладывались семена, и их произрастание рассматривалось как его воскресение — такие изображения сохранились на папирусах.