Русский народ в битве цивилизаций

В более раннюю эпоху сохранялась сложившаяся еще в Средние века идеология, рассматривавшая общество как цельный духовный организм, в котором экономическая деятельность — лишь один из подчиненных элементов в большом и сложном единстве. Церковь стремилась подчинить хозяйственную деятельность моральному суду. Или хотя бы, более скромно: многократно подтверждалось, что эта деятельность естественно направлена на удовлетворение лежащих вне ее и вполне достижимых человеческих желаний: обеспечить себе достойное существование, досуг, стать помещиком и т. д. Этот взгляд соединялся с представлением о естественных потребностях человека (отражающих его сословное положение). Экономическая деятельность признавалась нормальной и справедливой лишь в тех пределах, в которых она была направлена на удовлетворение этих естественных потребностей.

С приходом «высокоразвитого капитализма» утверждается концепция автономности экономики. Макс Вебер пишет: «Теперь уже не приобретательство служит человеку средством удовлетворения его материальных потребностей, а все существование человека направлено на приобретательство, которое становится целью его жизни. Этот с точки зрения непосредственного восприятия бессмысленный переворот в том, что мы назвали бы «естественным» порядком вещей, в такой же степени является необходимым лейтмотивом капитализма, в какой он чужд людям, не затронутым его влиянием». Он подчеркивает «иррациональность подобного образа жизни» (7). Тресты, банки, акционерные общества не имеют уже никаких человеческих целей. Мерой их успешности, т. е. конкурентоспособности, является доход, что не имеет никакого естественного предела. Так возникает концепция неограниченно растущей, стремящейся к бесконечности экономики как один из элементов идеологии прогресса.

Теперь уже хозяйственная деятельность диктует законы морали. Деловая жизнь рассматривается как «служение», которому человек должен без остатка отдавать все свои силы. Богатство, успех воспринимается как знак хорошо исполненного долга. Если в Англии еще в эпоху Тюдоров и Стюартов бедность рассматривалась как несчастье, которому общество обязано помочь, то после английской революции отношение резко меняется. Бедных рассматривают как преступников, им надо не помогать, а карать их, в крайнем случае — исправлять суровыми мерами.

Епископ Беркли писал: «Тупых нищих надо хватать и на определенный срок обращать в общественных рабов». С ним был согласен и классик английской экономической науки У. Петти. Он говорил, что чем больше платят работникам, тем больше они пьют, поэтому низкая зарплата и высокие цены — благодеяния для них.

Артур Юнг, уже в XVIII в., писал: «Каждый, кто не идиот, понимает, что надо держать низшие классы бедными, иначе они никогда не будут трудолюбивы».

Д. Дефо: «Бедные — это вечно стонущая, праздная и неприсмотренная масса, составляющая балласт для нации. Для нее нужно ввести особые законы». Бездомных, безработных заключали в «работные дома», цель которых была не помочь им, а исправить их. Тогдашние экономисты очень поддерживали эту меру, т. к. она понижала цену на рабочие руки.

Конечно, и в «традиционном обществе» существовали жадность, стяжательство и ростовщичество. Но принципиальная разница заключалась в том, что господствовавшая идеология их осуждала и сдерживала, а не пропагандировала в качестве добродетелей, называя жадность — экономией, а стяжательство — предприимчивостью. В новом же обществе эти качества стали стремительно распространяться, как сжатая пружина.

Удивительно, что описанные выше идеологические концепции стали формироваться задолго до возникновения технологического общества — по крайней мере, с XVI в., в «подполье капитализма», как пишет один исследователь. «Дух капитализма возник раньше капитализма», — говорит Зомбарт. Аналогичное замечание делает и М. Вебер (7). Это относится и к другим частям идеологии технологической цивилизации — например, к стремлению подчинить все живое технике, уподобить машине. Так, еще Кеплер писал: «Моя цель — показать, что небесную машину следует сравнивать не с божественным организмом, а с часовым механизмом». Декарт полагал, что животное — это машина, хотя в человеке допускал душу. Но уже Ламетри написал книгу «Человек-машина».