Русский фронтир: славное прошлое и возможное будущее

К востоку, северу и западу от земель вольных донских казаков стояли государевы сторОжи (посты), по Дикому полю ездили станицы (тогда так именовались патрули) государевых служилых людей. Это была система раннего обнаружения татарских набегов, благодаря этим мерам увеличивалась безопасность и казачьих земель.

Среди государевых служилых людей весомую долю составляли тоже казаки, только не вольные, а «служилые про прибору». Их верстали из вольных казаков, из крестьян, из посадских. Наделяли землей на общинном праве, иногда на индивидуальном поместном. Впрочем, помещики на окраинах, что казаки, что неказаки, жили кучно, имели общие выпасы, сенокосы, а, кормящих крестьян, как правило, не имели. Так появлялись, например, атаманские деревни. (Назваться атаманом при верстании на государеву службу мог каждый желающий, поди проверь.) Впоследствии, в 18 в., подобные помещики в благородное дворянское сословие не попали, а были перечислены в сословие однодворцев, кои относились к государственным крестьянам.

В Сибири как такового вольного казачества не было, её прошли вдоль и поперек казаки служилые, достаточно вспомнить устюжан Дежнева и Атласова. На Тереке вольное казачество, по большей части, входило в Терское казачье войско на государевой службе.

Да, произошло со временем огосударствление казачьей жизни и все казаки стали служилыми. А разве могло быть иначе? За 18–19 вв. на планете почти не осталось мест, куда бы не пришли государственные институты: все локальные общины приняли верховную власть того или иного государства. Чаще всего вместе с государством приходил капитал, взламывал натуральное и мелкотоварное хозяйство, сгонял общинников с земли. В Российской империи этого не произошло. Государство наоборот тормозило приход капитала (купли-продажи) на казачьи земли. Земли у казаков было много, порой с избытком (так по Положению от 1835 на каждого казака приходилось по 30 десятин). В южных районах к казакам нанимались работать «иногородние» или ногайцы. Государство дорожило казачьей службой, поскольку главное тут было не товарность и прибыльность, а освоение, окультуривание территории и защита ее от врагов, от дикости. Казачество было уникальным государственным и общественным институтом, несущим одновременно военные, полицейские, административные, хозяйственные функции. Войсковые атаманы с 18 в. были наказные, назначаемые, однако на низовом уровне казачье самоуправление процветало (и очень напоминало крестьянское самоуправление в центре России середины 16 в). От описаний казачьей жизни, даже 19 века, порой остается впечатление некоего военного коммунизма. Многие работы проводились коллективно, например рыбная ловля; пастбища и сенокосы не делились. Часть земли, пригодной для пашни, также находилось в свободном пользовании, каждый казак мог брать землю там, где удобнее; остальная земля подвергалась переделу. Пока взрослые казаки несли отдаленную службу (например на кавказской Линии), казачата охраняли станичную землю, сидели в дозорах на берегу Терека или Лабы. Весь строй жизни был общинный: смотры, походы, праздники, управление.

Государство российское носило мобилизационный тягло-служебный характер, со всеми вытекающим минусами и плюсами. Основной плюс было то, что русские не разделили судьбу многих аборигенных народов мировой периферии, а продвигая фронтир все дальше и дальше, создали огромный «русский мир». И казаки в этом играли видную роль. К 1917 было одиннадцать казачьих войск от Уссурийского края до Кубани и Дона, все на государственной службе, их численность составляла миллионы душ обоего пола.

Регулярная российская армия, ее артиллерия и крепостные сооружения внесли огромный вклад в защиту области Войска донского. Казаки превращаются в земледельцев, что дало начало быстрому росту донского населения, которое пополняется и за счет обычной крестьянской колонизации. Здесь начинают строиться школы, церкви, промышленные предприятия. В общем, приход государственных институтов в область Войска донского дал начало правильному освоению края, недавно еще полупустынного. Из пристанища отчаянного воинства он превращается в развитый регион, где вслед за сельскохозяйственным освоением начался и промышленный подъем. Восточная часть донского края стала первым центром российской тяжелой индустрии. Население области, составлявшее в 1625 г. всего 5 тыс. взрослых казаков, в 1775 г. было около 100–120 тыс. чел. (30 тыс. взрослых казаков), столетием позже, в 1873, уже 1,3 млн чел. В общем, населения на Дону, как казаков, так и не казаков, стало на два порядка больше чем во времена вольного казачества.

Марксисты-западники, вроде Свердлова и Троцкого, преследовали казаков не как отдельный народ, а как наиболее традиционалистскую «реакционную» часть русского народа. Ведь казачество сохранило черты русской народной жизни 15–17 вв., отчасти исчезнувшие со временем в центральной России, а кое-где и старую веру. Никакая «общинность» казакам не помогла, для марксиста западного окраса это было только минусом.