Русский фронтир: славное прошлое и возможное будущее

Расширение российской земли было, по сути, реализацией народной потребности, народоволия. После захвата кипчаками Причерноморья и потери большей части земель к югу от Оки в 12–14 вв., русским остались подзолистые суглинки и супеси холодного северо-востока и севера Восточно-Европейской равнины. Низкое плодородие почв и короткий сезон земледельческих работ обеспечивали урожаи, в среднем, «сам-2,5»: на 1 посеянное зерно 2,5 собранных. Это означало очень небольшой прибавочный продукт, который шел, скорее, не на рынок, а на содержание воинов-защитников. Вплоть до радикального изменения энерговооруженности российского села (а это уже советская индустриализация), его хозяйство было экстенсивным. Города не могли поглотить излишки сельскохозяйственного населения, потому что первоначальное городское развитие очень сильно зависело от товарности окружающего сельского хозяйства и легкости торгового обмена — а оно было нелегким в огромной континентальной стране. Для сравнения, в Англии нет ни одного пункта, удаленного от незамерзающего моря более чем на 70 миль.

Худое плодородие требовало, при росте населения, постоянного расширения пашни. Поднятие нови и залежи (давно заброшенных земель) в течение первых нескольких лет обеспечивало урожаи в 5–7 раз выше обычного и это еще больше стимулировало крестьянство растекаться по огромной территории северной Евразии. А государство обязано было защитить это «растекание».

Государство строило города, оборонительные черты и засечные полосы, ставило крепости, давало им снабжение, поддерживало глубокую станичную и сторожевую службу, гонялось за кочевыми ордами в степи, отбивало или выкупало у них ясырь (русских пленников).

Российской государство действовало на базе очень узких возможностей, определенных целым набором неблагоприятных природно-климатических и геополитических факторов. Тут и внутриконтинентальная замкнутость, изоляция от морских сообщений и глобальных торговых путей, неудобство внутренних водных коммуникаций — нет ничего подобного трансконтинентальному незамерзающему водному пути вроде Рейна, давно заткнуты кочевниками южные концы балтийско-черноморского и балтийско-каспийского путей. Еще в наборе короткий сельскохозяйственный период, неплодородные почвы, протяженная зима и возвраты морозов в весенний период, большие суточные и сезонные перепады температуры, отсутствие богатых рудных и горючих месторождений, открытость границ для внешних вторжений, низкая плотность населения (в 5 раз меньше чем в Польше и в 10 раз меньше чем во Франции). А в условиях, когда основным средством передвижения являются конские и человеческие ноги, одновременно с уменьшением плотности населения происходит и понижение интенсивности хозяйственного и социального взаимодействия людей.

Естественная энергетика страны была неудовлетворительной. Теплый океанический воздух, несущая сила морских течений, незамерзающие воды — этого было меньше, чем в Европе или не было вовсе. Нам почти не перепадало от величайшей природной энергоцентрали, именуемой Гольфстрим, чья мощность составляет 82 млн. кубометров теплой воды в секунду. Зато России была открыта бескрайняя и суровая ширь материка.

Не вольные ватаги осваивали Дикое поле, они лишь промышляли зверя и ловили рыбу, скрываясь в плавнях. Государство несло львиную долю забот об освоении степей, каждый год собирая до 65 тыс. чел. для пограничной службы, которых всегда оплачивало. Государство платило также за строительство укреплений, засечных линий, литье пушек, изготовление оружия и орудий труда для пограничного населения.

Десятки тысяч ратников, не абы как, а по четко определенным правилам службы, выезжали в поле, следили за кочевыми сакмами, сторожили переправы, ставили остроги, углублялись на сотни верст в дикую степь.

Учитывая немирные западные границы, при населении в пять-шесть миллионов человек (в середине 17 века), страна должна была содержать войско в двести тысяч человек. На оборонные расходы уходило 60–70 % бюджета.

Огромные траты казны, усиление податного бремени и крестьянской зависимости в центре страны — такова была цена русского фронтира. Но при том оставалась велика роль самоорганизации — на страну, протянувшуюся уже в конце 1630-х до Тихого океана, приходится примерно сотня дьяков и одна тысяча подъячих, вот и собственно весь государственно-чиновничий аппарат. Служилых людей был немало, о чем свидетельствует численность войска, но их служба не была отделена от общественной и хозяйственной жизни. Служилые, как и крестьяне, в основном, кормили сами себя, защищали столько же государство, сколько и свои семьи, жили самоуправляющимися общинами. Кстати, из числа служилых людей выбирали на всесословном уездном съезде русских шерифов — губных старост.