- А вы, сударь, защищаете злейшего врага России, - парировал Дмитрий, улыбаясь. - Помилуйте, о ком речь идет? О Луи Наполеоне, племяннике Наполеона Бонапарта, жестоко поколоченного в России. Вы говорите: "обманули", "искусили", "роковым образом вовлекли"?! Ничуть не бывало, не таков ваш Луи Наполеон. Если угодно, я могу изобразить вам в лицах, как была соблазнена Франция. - И, поощряемый заинтересованными взглядами стоявших вокруг, Дмитрий продолжал: - Представьте себе, что Настенька прекрасная Франция, я - коварный Альбион. - Он подошел к Насте и, скрестив на груди руки, почти прорычал: - Послушайте, любезная ветреница! Я хороший сосед и отменный человек. У меня тяжба с Россией, пустяковая тяжба с той нелюбезной страной, в которой Наполеон потерял свою армию и честь и откуда его несчастная звезда направилась по дороге к Ватерлоо. - Он подмигнул Настеньке: - Идите за мной, красавица! Вы не совсем узнали русских Наполеон слишком быстро бежал из этой суровой страны, - и вам будет весьма приятно подраться с ними. Дайте нам корабли, а главное - солдат, побольше солдат; полководцев мы и у себя сыщем. Оставьте дома шпионов и доносчиков, а тех, кто еще недавно орал: "Рес-пуб-ли-ка!", отправьте к русским. Пусть они там покроют себя славою и могильным саваном, к общему удовольствию... Согласны?
Настенька растерянно молчала.
- Видите?! Настенька молчит, а Луи Наполеон подсчитал барыши и сказал: "Согласен!" Он ведь мечтает диктовать порядки Бельгии, Голландии, Пьемонту, а если удастся, то и целой Европе.
К этой теме, пожалуй, и не возвращались бы больше, если бы в разговор не вмешался Александр.
- Митя, твои сентенции об императоре Наполеоне неуместны, - сказал он наставительно, - они пахнут пустым шутовством.
Добродушная улыбка сползла с лица Дмитрия.
- Я не намерен обсуждать с тобой этот вопрос, - холодно сказал он.
- Отчего же? - глаза Александра сузились, и голос сразу стал неприветлив. Чтобы скрыть охватившее его напряжение, Александр непринужденно опустился на траву.
Перед глазами Дмитрия возник вдруг берег реки в Ракитине подмосковном имении старого дяди, у которого он проводил летние каникулы. Был там у Дмитрия друг - пастух Прошка, рослый веснушчатый мальчишка, обучивший его рыболовной премудрости. Прошка был на три года старше Дмитрия, умел подражать крикам птиц, находить их гнезда, мог пройти на руках по песчаному берегу к самой воде. Однажды в Ракитино приехал и Александр. Прохор рассердил Александра каким-то грубым словом, и тот прогнал его прочь. Тогда Александр тоже побледнел, опустился на песок и равнодушно шарил рукой по речным ракушкам, украдкой поглядывая на Дмитрия, готового вот-вот расплакаться...
- Ты слишком хорошо знаешь мои мысли, - сказал наконец Дмитрий, бледнея. - Нам нет нужды говорить об этом.
Вокруг все молчали, не сводя с них глаз. Александр хладнокровно взвешивал щекотливость и остроту положения. Наконец он сказал:
- Пожалуй, ты прав. Но нам всегда следует помнить о том, что русский солдат пойдет умирать с именем монарха на устах.
Зарудный давно собрался уходить, но при первых же словах Александра почувствовал, что теперь он непременно останется и вмешается в спор. Поправляя ружейный ремень на плече, он ждал только повода, и повод этот сейчас ему представился.
- Если ваше поучение, господин Максутов, предназначается исключительно для нижних чинов, то вы не достигли цели: здесь их нет, проговорил Зарудный, чеканя каждое слово.
Александр Максутов весь подобрался от неожиданности, но ответил небрежно, с чувством своего безусловного превосходства:
- Я говорил о солдатах, господин титулярный советник, символически. Генерал, действующий в войске, - тоже солдат. Ни возраст, ни форменный мундир, ни табель о рангах не могут освободить человека от исполнения патриотического долга, от известного образа мыслей.
Полулежа, он подбрасывал на ладони серый камешек. Маша сидела растерянная, предчувствуя недоброе и считая себя в чем-то виноватой.
- Неужели нет других идеалов, способных толкнуть человека на подвиг? - промолвил Зарудный.
- Например? - Максутов высоко подбросил камешек и ловко подхватил его.
- Афиняне эпохи демократии считались хорошими воинами. Их знаменем была Греция.
- Но Александр Македонский победил их, - невозмутимо возразил Александр, - не правда ли?
- Это уж совсем другой вопрос. Ведь и Рим, императорский Рим, поработили варвары, едва ли способные проникнуться высокими идеалами просвещенной монархии.
Зарудный непроизвольным движением снял ружье с плеча и, опершись на него, приготовился к дальнейшему спору. Левой рукой он беспрестанно теребил усы. Вихрастый, жилистый, с широкими отворотами охотничьих сапог, он напоминал разозленного деревенского петуха.
- У камчатских чиновников, - сказал Максутов, окидывая быстрым взглядом Зарудного и чиновника с хохолком, - повальная болезнь: по любому поводу обращаться к древней истории.
- Уроки истории весьма поучительны, господин лейтенант.