Читаем Русский флаг полностью

О Европе Муравьев способен говорить часами. Он минувшее лето провел за границей. Помнишь, какая благодать была тогда у нас, как отменно мы бездельничали в ожидании расплаты! И что же, расплата настала. Никогда мы еще не видели его столь энергичным, как в эти месяцы ожидания военных действий, и никогда вместе с тем он еще не бывал столь придирчив и жесток. За неделю до нашего отъезда на Амур в Иркутске по приказу Муравьева насмерть засекли солдата Овчинникова, всеобщего любимца, потомка ссыльного пугачевца. Преступление его состояло в том, что, будучи выведен из себя, он схватил бригадного командира за эполеты. За это беднягу шесть раз прогнали сквозь строй в тысячу человек. Он умер, и мы никогда не простим этого палачам! Зачем окружать себя приверженцами справедливости, высказывать за бутылкой вина либеральные суждения, на людях ласкать разжалованных и красить жизнь героям четырнадцатого декабря, если все это одна видимость, за которой кроется деспотизм и злой ум, попирающий человеческие законы и справедливость?! Вот одно из уродств нашей жизни!

Но Муравьев прав, говоря, что англичане помышляют о захвате Амура. В Нерчинске нами был задержан джентльмен в клетчатых брюках, с которым мы имели честь познакомиться еще в Иркутске. Этот новоявленный Робинзон, вопреки строгому запрету, преспокойно проскакал почтовым трактом через Верхнеудинск и Читу в Нерчинск и с помощью сребролюбивых Пятниц соорудил уютный плот для спуска по Шилке и Амуру в океан. Ваганов, инженер корпуса топографов, схватил его за фалды сюртука и отправил под конвоем вместе с его геологическим инструментом в Иркутск - довершать курс английского языка и европейских манер в лучших домах города.

Не стану описывать подробностей нашего плавания. К естественным наукам склонности не питаю, красот природы не чувствую за недостатком поэзии в душе. Я всегда предпочитал опуститься в каюту ради бутылки вина, чем лицезреть окрестные пейзажи. Впрочем, и я нагляделся на торжественные церемонии, на высокие скалистые берега, именуемые "щеками", на сосновые рощи и девственные луга, на дальние наши станицы и берестяные урасы орочон, еще более бедные, чем жилища якутов.

Но и мое бесчувственное сердце тронул один памятник старины, встреченный нами на пути. На развалинах Албазинского укрепления мы нашли старые кирпичи, обломки печей, осколки глиняных горшков, пули и отвердевшие куски хлеба. Здесь были русские удальцы, продолжатели славного Ермака, смельчаки, обжившие этот край без военных орудий, не чая наград. Никакие величественные развалины не могут действовать на чувство так, как обожженные зерна ржи и пули, век пролежавшие в земле.

Как ни труден был наш путь (в июне нас даже настигла буря на Амуре и потопила несколько больших лодок), а и он кончился, и не нашлось такого места на Амуре, которого не прошли бы успешно русские суда. Как тут не повторить вместе с мудрым якутом его любимых слов: "И у великих гор есть проходы, и у матери-земли дороги, и у синей воды брод, и у темного леса тропа!"

Главная награда ждала меня в конце пути, у озера Кизи. Тут я имел счастье познакомиться с чудо-человеком, настоящим героем Амура, которого не должны затмить ни великолепие купеческих пожертвований, ни тщеславие Муравьева. Кесарево - кесарю! Амур же - Невельскому! Слыхала ли ты это имя? Конечно, слыхала! Не могла не слыхать. Нет в наших краях такого человека, который не хотел бы пожать руку этому отважному пионеру Востока. Я сделал визит Невельскому, и этот добрый человек принял меня как друга. С ним постоянно находится, презирая опасности и невзгоды, его жена. Вот еще один пример, достойный подражания!

Он не только сделал открытие, все последствия которого не могут быть учтены, но и сумел защитить свое детище, - а это в наших условиях, среди людей завистливых, высокомерных и продажных, труднее трудного. Еще весь мир, внемлющий авторитетам, считает Сахалин полуостровом и Татарский пролив - заливом, но Невельской своею мужественною рукою уже переменяет карты. А ведь мореплаватели, в том числе и недруги наши, слывущие первыми мореходами мира, разделяют давнее заблуждение насчет Амура! Знай они, что из океана в Амур могут заходить крупные суда, уж зачастили бы сюда покорители безоружного Китая.

Пишу тебе, мой друг, о сих мужских предметах, оставляющих равнодушными твоих счастливых сверстниц, ибо знаю, что ты не похожа на них и горячая твоя голова жаждет знаний. Кто знает, может быть, и в нынешней войне открытию Невельского суждено сыграть какую-нибудь роль! Невельской не модный человек Европы, позирующий толпе, а простой, душевный. Он возвышается над другими своими знаниями, талантом, упорством.

Довольно о делах! И без того мое письмо походит более на официальную реляцию, чем на послание человека, имеющего объясниться в нежнейших чувствах. Когда еще судьба сведет нас вместе, а природа, люди и случайные обстоятельства делают все, чтобы и письма наши не достигали слишком скоро желанной цели.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное