Русский быт в воспоминаниях современников

За искренние Вашего Сиятельства меня поздравления со связанней Государственного злодея покорно вам благодарю. Он уже сегодня здесь, и дошел до моих рук, на площади окованной пред всем народом и в моих покоях пред всем собранием велегласно признаваясь в своем злодеянии, отведав от моей распалившейся крови на него произведения злодея и несколько моих пощечин, от которого из своего гордого виду тот час низвергса в порабощение. Надеясь скоро Вашему Сиятельству касающиеся от него Москве доставить удовольствие увидеть его одного изверга. А как к проводе его требуется теперь со безопасности Московскую дорогу, по которой я положил от сель до Мурома все наслеженные для его селения не далее, 60 верст одному от другого занять каждое одною ротою из моих войск, то к тому намерению прошу приказать Смоленскому Драгунскому полку споспешностью следовать в Муром, где он будет предупрежден моим на то наставлением. Ваше Сиятельство не соизволитель приказать своим вашим равномерно же занятие сделать от Москвы до Мурома. Я о таком Вашему сношении и расположении донес во вчерашней реляции к Ее Императорскому Величеству требуя повеления, когда отсель злодея Пугачева, в Москву отправить.

Второму баталиону Нарвского пехотного полку и остаточным Гусарским эскадронам пожалуйте прикажите следовать к Арзамасу. А от туда в город Тарников, и так остановись оному баталиону требовать повеления, в своем распоряжении у своего Полковника Господина Татищева занимающего там и имеющего квартиру свою в Саранске. Гусарыж бы в то время следовали безостановочно по дороге к Синбирску для присоединения к своему полку, расположенного близь Синбирска в округе пригородков. И тако и есмь неотменно с большим почтением,

Вашего Сиятельства, Милостивого

Государя моего покорный слуга,

Петр Панин.

Октября

1774 году

Синбирск.

Г. Волхонскому.

Из письма Лугинина, приказчика Семена Долгорукова, из Оренбурга присланного в Екатеренбург к приказчику Федоту Ахматову.

Я думаю, что вы не сочтете за излишний труд прочесть бывший у нас театр сего злодея, о коем я хочу вам к сведении донести. Оной изверг изчадия, Пугачев, обликом и ростом выхож на бывшего атамана Илецкой станицы Лазаря Портнова, коего вы довольно знать изволили, и отменное токмо тое, что сей изверг имеет на себе от золотухи в известных местах пятна, и притом несколько кос. Имея на себе экипирование халат Французской палевой с разными большими цветами тафты, полушубок тафтяной же цветом пунсовой, рубашка тафтяная зеленая и порты канфовы синие, шапка обыкновенная донского калибра, сабля шашка с серебряным ефесом, которое все, кроме рубашки и портов, отдано в награду посыпанному для привозу его злодея Сотйику Харчеву; ему ж злодею вместо того украшения даны на руки и на ноги железа и к обогрению овчинная шуба. Такою чучелою и был выводим в присутствии господина Гвардии Капитана Маврина к посрамлению всех тех его Пугачева сообщников, которые по важности их преступления у нас под караулом еще содержатся человек с двести; и которые увидив его делали разные притворства большему смеху достойные, то есть одни за других себя закрывали, и иные ж, а особливо верховой старшина Емелькин любимец, а для стороны нашей преестественной злодей, Перфильев, в виде печальном переступая ногами с одного места на другое, вдруг быстрые воровские свои глаза уперли как быки в землю; а он Пугачев, как снарядной разбойник, с отчаянным духом без всякого уныния смотря на них весьма быстро говорит, что хотя ему оные казаки, и прочие разного рода люди, и служили как истинному Государю, однако же он отнюдь не то, а донской казак Емельян Пугачев, избранный к тому высочайшему именованию всеми здешними Яицкими казаками, заподлинно ведавшие о его Пугачеве толь подлом и гнусном состоянии, единственно для того, чтоб коснуться им к по вреждению всеобщего отечества покоя, и тем или получить себе полное удовольствие, или навлечь уже на себя непростительный гнев и мечь природной нашей Императрицы. Таким двояким способом пользуясь как вероломные злодеи с добрым духом имели его Пугачева при себе для одного только виду без всякой власти, убеждая их при том что кровь невинных людей пролитая вопиять будет на небо, конечно, не на него, а Яицких Козаков яко тому злу первоучастнейших. При сем случае настояла тишина. Казаки же в соответствие столь много произнесенных на них в ругательство слов в жалостном виде и утомленным духом не нашли больше для себя сказать только то, что они им Пугачевым были обмануты. И так Емелька вопреки тое им сказал же, что какие они верные рабы Императрице, так оные его сообщники. Чувствительно будучи тем тронуты, разхаркав свои слюни плюнули на него Пугачева, говоря при том еще, что он проклятый их до сего состояния довел. Тем и кончилось.

ПУГАЧЕВСКИЙ БУНТ