Русский Бог (СИ)

          Женщина, представшая перед Трубецким, являла собой красоту необычайную. Высокая, стройная, с длинной гибкой шеей, несшей маленькую аккуратную головку с ослепительно карими глазами, от зрачков которых  как бы отходила золотая окантовка с золотыми лучами вдоль радужки, брови густые, чёрные, выпрямленные и чуть приподнятые, словно удивлённые поразительной собственной прелестью, лоб чистый, ровный, чуть выпуклый, не большой и не маленький, а именно такой, какой      нужен  женщине для красоты, в обрамлении прямых гладких от природы, но сейчас искусственно завитых, русых волос с искристым каштановым после летнего солнца отливом, с вьющимися прядями, прикрывавшими изящные ушки, уходящими на затылок, носик красавицы был выточен без стол обязательной для русских женщин вздёрнутости, губки аккуратные с развитой чувственной нижней губой, как для поцелуя, открытые плечи голубого с золотым шитьём атласного платья со сборками «этажами», показывавшего спереди соблазнительное начало развитой груди двукратно рожавшей женщины, ровные и мягкие руки, высунутые из под сборных рукавов до локтей, на узких запястьях незнакомки играли  золотые с брильянтами браслеты ,  длинные тонкие пальцы украшались перстнями с рубинами и изумрудами, жемчужное ожерелье сверкало на шее, маленькая туфелька из-под платья играла перламутровыми блёстками.  Красавица была столь совершенна, что казалась неживой.  Будто она была необыкновенный человек, а одушевлённая картина из « Листка для светских людей». Словно её вырезали из журнала или свели вместе с младенцем с репродукции Сикстинской мадонны Рафаэля и заставили ходить и нравиться. Всё тело её казалось телом античной Афродиты, если б та оказалась славянкой, - округлость, не заострённость, а мягкость черт выдавали национальный характер. Оделась она роскошно, готовясь, по-видимому к какому-то выходу, замерла перед зеркалом, примеряя движения , поправляя грим, ища место на розовой пушистой щёчке для игривой мушки. Трубецкой замерший при дверях, оторопел от силы красоты неизвестной настолько, что не нашёл ничего лучше, чтобы снять цилиндр и опустить длинные руки в лайковых перчатках вдоль чёрного на красной подкладке с синим бархатным воротником редингота. Со стыдом он смотрел на свои серые туфли и бежевые панталоны, забрызганные грязью. Женщина, совершенное создание, рассматривала его без прежнего страха, видя пред собой долговязого пришельца с узким измождённым лицом, длинным носом, отрастающими густыми шатеновыми усами и пронзительным голубыми глазами. Незнакомец допустил дурной тон, вошёл в дом без приглашения, но по внешнему виду он казался человеком благородного звания, дворянином, иностранцем.  Какую опасность для жизни может причинить дворянин, тем более иностранец? Не мужик же он? Не пришёл же он грабит? В конце концов это даже романтично. Есть загадка, тайна.  Может он Картуш, Ринальдо Ринальдини, Дубровский, благородный разбойник о котором только что закончил повесть её муж.

         Во входную дверь за спиной Трубецкого постучали. Он отпрянул в сторону и снова просительно приложил палец к губам. Шурша атласом женщина    быстро прошла мимо него через анфиладу комнат в помещение прислуги. Ребёнок на её руках закричал.

- Саша, миленький, ну что ты? Спи, - ласково успокоила его женщина.

- Кто там? – спросила он  у дверей.

- Откройте генералу жандармерии! – раздался с хрипотцой металлический голос Лепарского.

- Я – хозяйка дома, - не открывая, сказала женщина.

-     Госпожа Пушкина?

- Я вас слушаю, - холодно отвечала красавица.

- Госпожа Пушкина, вас беспокоит генерал-майор Лепарский…

- Простите, генерал, я не могу вас принять. Мужа дома нет, а я не одета.

- Извините, госпожа Пушкина, но дело большой государственной важности. Не заходил ли к вам сейчас молодой высокий человек, худой, в усах, с голубыми глазами, в цилиндре, чёрном рединготе и бежевых панталонах?

         Госпожа Пушкина повернулась и посмотрела на Трубецкого. Описание соответствовало в точности.

- Кто он? Беглый разбойник? – грудь красавицы, выступавшая из-под выреза платья, стала вздыматься не столько от страха, сколько в предчувствии романтического потрясения.

- Нет. госпожа Пушкина. Он мой приятель, иностранец. Он плохо знает Петербург, мы с ним как-то разминулись…

- Но вы сказали, генерал, дело большой государственной важности?

- ….Да. Назначен час. Я хотел его представить государю. Государь не любит, когда к нему не являются или опаздывают даже иностранцы.

- Мимо Зимнего дворца он не пройдёт, генерал.

- дворник сказал мне, что видел, как он свернул в ваш подъезд, госпожа…

- В нашем подъезде много квартир. Впрочем. Дворники обычно пьяны. Простите, генерал, я на руках с новорожденным. От двери сквозит, боюсь простудить. Ищите вашего приятеля в другом месте.

- Извините за беспокойство, госпожа Пушкина.

          Трубецкой, стоявший всё это время с величайшим напряжение, теперь вздохнул облегчённо, услышав обратные шаги Лепарского, спускавшегося с лестницы. Будем надеяться, что Лепарский вполне не уверился в узнавании Трубецкого. Красавица вернулась в залу от дверей.