Русский Бог (СИ)

          Внезапно Трубецкой поймал направленный на него чей-то резкий пронзительный, хотя и окончательно не уверенный взгляд. На противоположной стороне улицы остановился экипаж. Через отодвинутую занавеску кареты какой-то человек в генеральской форме внимательно наблюдал за ним.  Умные льдинки глаз, соломенная щётка усов, втянутые щеки, сжатые губы ищейки. Былое всколыхнуло грудь.  Ещё пять лет назад. Благодатский рудник. Генерал-майор Лепарский. Комендант рудников. Он государя , послед доклада о положении в Нерчинской ссылке.

          Не подавая виду, осторожно, чуть убыстряя шаг, Трубецкой пошёл от своего дома к Дворцовой площади. Спиной он услышал, как экипаж развернулся и тихо поехал следом за ним.

          Трубецкой быстрым шагом достиг дворцовой площади. Круг свершился.  Он снова в сердце России. Здесь, мало, что изменилось.  Тот же зелёный Зимний дворец с зелёными статуями вдоль фронтона под серыми густыми расхристанными по небу облаками. Что означали си статуи, стоявшие почти на кровле? Гуманизм: победу всего человечества над только его разумом? Напротив жёлтое здание генштаба  с аркой, украшенной флагами, щитами, победной квадригой. Здесь, чуть подальше, в тени здания и прятался он в толпе 14 декабря 1825 года, наблюдая как шестьдесят его товарищей и водительствуемые ими солдаты, всего около 800 человек, противопоставляли себя всей России. Он дал им слово боевого офицера. Дворянина, потомственного русского князя. Корнями нисходящего к Рюриковичам, гвардии полковника, быть вместе.  Под зубом он имел яд.  Но когда он, умная голова, величайший стратег и тактик, увидел, что их, восставших, всего 800, что из обещавших десяти полков пришло неполных два, он понял, абсолютно правильно понял, что возмущение проиграно.  Он поступил умно, не присоединившись к заведомо проигранному делу, но великодушно ли? А его товарищи, их судьба: один день на Сенатской площади и тридцать лет в Сибири, на каторге.  Но великодушно ли поступили они, выдав его причастность к заговору? А было бы лучше, если б они, занимавшие куда как меньшие посты  в восстании, были казнены, сосланы, а он остался бы в относительной свободе, страдая совестью, но имея все материальные блага, ездя на балы к царю Николаю, убийце его друзей?  А если бы все их выслали из Петербурга и некого бы стало стесняться, кроме как ещё худшего предателя Ростовцева, выдавшего особенно многих, зато теперь уверенно поднимавшегося по карьерной лестнице, то разве не стыдно было бы ему стоять перед Катишь, а ей перед ним? Когда же ум убьёт совесть?

          Исакий достроили. Золотой купол его сиял в хмуром небе, а направо и назад – золото Казанского собора, а совсем направо   - золотой шпиль Михайловского замка, где убили императора Павла, налево – золото Петропавловки, а впереди строящийся Александрийский столп, золотой ангел, склонившийся над крестом, памятник царю Александру Первому, победителю войны 1812 года. Они. Солдаты, офицеры, бабы, мужики из деревень воевали, их калечили и убивали, а он. император, сидел в санкт- Петербурге и победил. Справедливость истории.

          Боковым зрением Трубецкой увидел, что Лепарский остановил экипаж, вышел из него и пешком следует за ним. Военный плащ Лепарского развевался на ветру. На площади людей было немного, смешаться с толпой не представлялось возможным. Свернув направо, оказавшись за Генштабом, потеряв на короткое время из виду своего преследователя, Трубецкой побежал.  Он пересёк мостик через мойку и вбежал во двор знакомого ему дома Волконских. Поворачивая, он заметил Лепарского, отчаянно спешившего за ним, рукой придерживавшего на бегу треуголку.

          Вот и ход со двора. Трубецкой вбежал в подъезд. Полумрак. Дверь для прислуги. Трубецкой рванул ручку.  Слава Богу, дверь беспечно оставлена открытой, как и в добрые времена гостеприимных Вронских. Трубецкой, закрыв за собой дверь на засов, прошёл в комнату прислуги. Она была пуста.  Лежала лишь вязанка дров и висел на гвозде армяк, следы жизни Гаврилы и его помощницы Прасковьи.  Трубецкой осторожно открыл следующую, липовую, выкрашенную белой краской дверь, прошёл через ряд по-дворянски, но небогато обставленных комнат. В последней из них перед зеркалом стояла незнакомая ему молодая красивая барышня.  На руках она держала завёрнутого в розовую пелеринку трехмесячного младенца, невдалеке стояла резная фигурная колыбель, где безмятежно, раскрасневшись щёчками, разметавшись от жарко натопленного воздуха, спал ещё один, годовалый ребёнок.  Вторая детская кроватка, определённая по –видимому, для того малыша, что сейчас был на руках, пустовала.  Увидев в зеркало  вошедшего Трубецкого женщина перепугано вскрикнула. Оглянувшись. Трубецкой приложил палец к губам. Женщина трогательно посмотрела на младенца на руках. Младенец не проснулся. Женщина поправила пелеринку, чтобы ему было легче дышать, снова посмотрела на Трубецкого.