Русская жизнь-цитаты 10-20.10.2024

The Times: Алексей Навальный выжил после отравления «Новичком» российскими агентами в 2020 году. Когда он вернулся в Россию пять месяцев спустя, его немедленно посадили в тюрьму, и он объявил голодовку. Он начал писать «Патриот» , пока восстанавливался после отравления, и продолжал вести записи из тюремной системы. 1 апреля 2021 года Первый день моей голодовки — такой же день, как и все остальные. Вчера эта банда ублюдков отключила питьевую воду, то есть весь день мне нечего было есть и пить. Сегодня утром я пил воду и чувствовал себя слегка пьяным. Меня отвезли в медпункт. Каждый, кто объявляет голодовку, должен пройти обследование. Меня, конечно, взвесили. 85 килограммов. Когда приехал, я весил 93. Ха-ха-ха! Не поверите, вся эта чушь, когда все делается безупречно, я подумал, что это, вероятно, признак того, что прокурор приехал из Москвы, но это всего лишь одна из жалких пропагандисток Russia Today Мария Бутина. Все выстроились в ряд, я остался в постели. Она подошла ко мне с камерой и оператором. По ее замыслу, она должна была снять репортаж о том, как прекрасна эта колония, как здесь оказывают медицинскую помощь и как я притворяюсь. Я встал с кровати (вероятно, это была ошибка) и в течение 20 минут на глазах у заключенных и администрации отчитывал ее за тунеядство и политическую проституцию. Полагаю, этот момент может быть вырезан. 2 апреля Я пошел в столовую, но, конечно, никакой еды не взял. Сразу пошел к столу. Один ужасно хитрый сержант пытался убедить меня постоять в очереди, получить еду, сесть с ней за стол, но потом отдать ее другим. Очевидно, что их стратегия будет заключаться в том, чтобы попытаться сорвать голодовку. Это все, что они знают. Я уже дважды находил конфеты, подложенные в карманы пальто. В первый раз это «обнаружил» даже не я, а они, во время обыска. Они стали хихикать: «Ой, Алексей Анатольевич, а что это у вас тут за конфеты?» После этого я начал проверять карманы и вечером нашел еще конфеты. Забавно, что самое важное в тюремной голодовке — уметь проверять карманы. Я получил сразу два письма от Юляшки с дополнительными листочками внутри: «Доброе утро!» и «Добрый вечер!» Она милая. Она думает, что у меня здесь прикроватная тумбочка и я проснусь, потянусь, возьму ее листок и прочитаю. Впрочем, я могу хотя бы положить его на свою кровать. 3 апреля Пошел на завтрак и снова не испытывал ни малейшего дискомфорта при виде людей, поглощающих пищу. С другой стороны, я начинаю постоянно чувствовать холод. У меня откуда-то взялась температура. Вчера вечером было 37C, а сегодня уже 37,4C. Кровяное давление в норме: 99/77. 4 апреля Сегодня все резко ухудшилось. Я хромаю. Сильно болит бедро. Потеря веса составляет один килограмм в день. Я продолжаю голодовку и пью только кипяченую воду. Сегодня у моей мамы день рождения. Да, репортаж Бутиной показывают по всем каналам. Я видел его по НТВ, но его также показывали по «Звезде», «России-24» и РЕН ТВ. Этот лагерь — самый лучший, говорит она. Условия идеальные, Навальный — лицемер и симулянт, ему ничто не причиняет боли. Согласно кодексу поведения, заключенных можно снимать на камеру или фотографировать только с их согласия, но здесь все это отброшено. Показывают кадры, на которых я протестую и иду с чашкой кофе прямо по коридору — долговязый, сутулый чувак в одежде на три размера больше его самого. Это выглядело гораздо менее круто, чем я себе представлял. Происходящее становится все более нелепым. Я иду на кухню за водой и обнаруживаю, что там установили электрическую плиту, а сегодняшний дежурный стоит с радостным видом и жарит курицу, которую потом делит со всем отрядом. Я рад, что мой дух не поддался жареной курице. После курицы они начали жарить хлеб, намеренно оставив дверь на кухню открытой. С хлебом сложнее. Это моя слабость. Запах жарящегося ржаного хлеба действительно привлекает меня. Однако я просто обратил на него внимание и пошел дальше. Неужели они думают, что запах еды заставит меня отказаться от голодовки? На канале «Россия-24» идет 15-минутный репортаж о том, какой это замечательный лагерь. А также о том, что я «не похож на человека, объявившего голодовку». Действительно, я «регулярно хожу в магазин за едой» и, «по словам других заключенных», тайком ем печенье. Вот подонки. В этой тюрьме нет абсолютно никого, кто мог бы утверждать, что моя голодовка не является стопроцентно реальной. 5 апреля Я, к сожалению, заболел. Мерзнул и кашлял всю ночь. Утром я измерил температуру. Она была 37,8ºС. С раннего утра на меня составили четыре протокола. На прогулку не выходил, на проверку не ходил, на камеру представился, что меня незаконно задерживают и т. д. Еще одна конфета в кармане куртки. Я пошел в санчасть. Несчастная медсестра явно чувствует, что во всей этой ситуации она может оказаться той, кто понесет наказание. Она расстроена. Она видит, что голодовка настоящая (мой вес все еще однозначно падает на килограмм в день; давление 97/64) и очень старается убедить меня отказаться от нее. На кухне продолжают твориться невообразимые вольности. Плита все еще там, и все варят ароматный суп. Где, черт возьми, они взяли продукты для него? Видимо, выдали в столовой. Вот вам деталь о лучшем лагере для заключенных в России. За три недели только в моем крошечном отделении не менее трех заключенных были доставлены в больницу с туберкулезом. 6 апреля К вечеру температура поднялась до 39ºС. Не знаю, что именно и где сработало, но меня вызвали в санчасть и сказали, что я останусь там. Я надеялся, что смогу спать спокойно, но этого не произошло. Всю ночь я вставала и кашляла, и мне снились сумасшедшие сны о том, как Даша выходит замуж за китайца и присылает нам внуков, а мы пытались сделать так, чтобы они выучили русский и французский. Местная стационарная больница дает ответ на вопрос о заоблачной смертности в тюрьме. Не в последнюю очередь потому, что здесь тоже действует режим обязательного расписания. В шесть утра просыпаешься, встаешь, одеваешься, застилаешь постель, измеряешь температуру (38,8ºС). «Вы можете объяснить мне», — говорю я, — «в чем логика этого распорядка? Меня госпитализировали, потому что у меня температура и кашель. Чтобы от них избавиться, мне нужно лежать под одеялом и пить много жидкости. Но ваша практика заключается в том, чтобы все выходили в поту, стоя на ногах». Что меня действительно поразило, так это резервуар для питьевой воды. В нем не было крана. Нужно брать кружку и черпать воду. В больнице! Каждый пациент приносит свою кружку и черпает воду из общего резервуара. Ко мне приезжало начальство МСЧ-33, которая у меня стала легендарной. Все мои жалобы на сильные боли в спине за последние полтора месяца были отправлены туда, но ответа не было. У женщины-полковника были рассудительные, приятные манеры, а вот майор был словно сошедшим со страниц сборника стереотипов, в котором есть описание «лысого, злого, тупого, вороватого врача из тюремной больницы, где все умирают». Он был ужасным и сразу же начал разговаривать со мной свысока. «Ты там что-то пискнул в интернете... Иди и скажи ФБК, чего ты хочешь. Только им будет до этого дело» и так далее. Он постоянно перебивал, но, что еще важнее, он был совершенно глупым, приводя глупые примеры, которые не объясняли его точку зрения. У нас была перепалка. Я обнаружил, что не так-то просто спорить с кем-то, находясь на голодовке. 10 апреля «Вас возвращают в ваше подразделение». И вдруг я возвращаюсь. Опять матрас, сумки, другие вещи. Весь переезд. В подразделении новая, улучшенная политика шпионажа. Или, скорее, пародия на шпионаж. Они назначили двух шпионов, чтобы следить за мной. Один — испуганный старик из Пскова (сидит в тюрьме за получение взятки). Другой — парень из Владимира (нанес тяжкие телесные повреждения в состоянии алкогольного опьянения). Их работа — держать меня под неусыпным наблюдением в прямоугольной комнате площадью 200 кв. м. Они стоят и разговаривают у моей кровати. Я подхожу к окну на другой стороне комнаты. Они подкрадываются. Я поворачиваюсь и иду обратно. Они тратят время, но затем следуют за мной. Я иду в туалет. Через 20 секунд они тоже приходят умыться. Я решаю зайти туда три раза с интервалом в одну минуту. Каждый раз они следуют за мной. В третий раз я смеюсь и говорю: «Ну, ребята, вы так себе шпионы». Один из них говорит: «Ну, это не так просто. Они заставляют нас это делать». Ему не до шуток. Наоборот, они сами очень напряжены и напуганы. Кто-то их действительно напугал. 11 апреля Вчера у меня было отличное настроение, и весь день я удивлялся, насколько я полон энергии. Я чувствовал себя прекрасно. Как много я могу сделать без еды. А сегодня я чувствую себя раздавленным. Мы ходили в баню. Я еле выдержал стояние под горячим душем. Ноги подкосились. Сейчас уже вечер, и у меня совсем нет сил. Мне просто хочется лечь, и впервые я чувствую себя эмоционально и морально подавленной. 19 апреля Вечер. Скоро отбой. Писать ничего нет сил, хотя произошло довольно много событий. Второй день во Владимире. Здесь, в исправительной колонии №3, строгого режима, есть больница. Вот там я и нахожусь. Чиновники ФСИН явно встревожены результатами моих анализов. Это было довольно долгое путешествие. Сначала мне пришлось тащить свои вещи на сборный пункт, затем пройти невыносимо долгий двухчасовой обыск, где каждый предмет подвергался осмотру. Затем два с половиной часа возни в полицейском грузовике. Затем повторение двухчасового обыска плюс вся процедура приема. И я ничего не ел 19 дней. Я был настолько еле жив, что не устоял перед капельницей с глюкозой. Это тоже было испытанием. Мои руки были покрыты проколами. Вены на моем скелетном теле действительно торчали, но им удалось подключить меня к капельнице только с четвертой попытки. Это было ничто. Сегодня три медсестры пытались сделать это шесть раз и все равно не смогли. Но меня хотя бы нашли. По традиции этих ублюдков, они ничего не говорили моим адвокатам, а Липцера заставили ждать несколько часов у входа. Его впустили в 5.55 вечера, а ровно в 6 вечера сказали: «Все. Мы закрываемся. Встреча окончена». Мой полный досмотр перед встречей занял больше времени, чем сама встреча. Но, по крайней мере, я услышал немного новостей. Кажется, меня поддерживает множество людей, включая не менее пяти лауреатов Нобелевской премии. И Дж. К. Роулинг! Все просто супер. Фонд борьбы с коррупцией вот-вот объявят «экстремистской организацией». Они нас боятся. 23 апреля (из инстаграма) Как говорит Красная Королева Алисе в «Зазеркалье» : «Вот видишь, приходится бежать со всех ног, чтобы оставаться на месте. Если хочешь попасть куда-то еще, надо бежать как минимум вдвое быстрее!» Я бежал, бежал, падал, голодал, но все равно, без вашей помощи, только бился головой. Благодаря огромной поддержке людей доброй воли по всей России и по всему миру, мы достигли колоссального прогресса. Два месяца назад, когда я попросил о медицинской помощи, они просто ухмыльнулись, не дали мне никаких лекарств и не разрешили мне их отправить. Благодаря вам я уже дважды был обследован бригадой гражданских врачей. Они проводят осмотры, берут анализы и дают мне результаты и заключения. Врачи, которым я безоговорочно доверяю, вчера выступили с заявлением, в котором говорится, что мы с вами добились достаточного для того, чтобы я мог прекратить голодовку. Я думаю, что их комментарии о том, что тесты показывают, что «через очень короткий промежуток времени некого будет лечить», заслуживают внимания. Другая причина, которая, возможно, даже более важна для меня, заключается в том, что в знак солидарности со мной несколько человек сами объявили голодовку, в том числе члены «Матерей Беслана». Слезы текли по моим щекам, когда я это читал. Я даже не знаю этих людей, а они ради меня на многое готовы. Друзья, сердце полно благодарности и любви к вам, но я не хочу, чтобы кто-то испытывал физические страдания из-за меня. Я не откажусь от требования, чтобы мне разрешили обратиться к нужному мне врачу. Я потерял чувствительность некоторых частей рук и ног, и хочу знать, что является причиной этого и как это лечить. Но с учетом достигнутого прогресса и всех обстоятельств я прекращаю голодовку. По мнению медиков, это займет те же 24 дня, и, говорят, это еще сложнее. Так что пожелайте мне удачи. Еще раз: это полностью ваша заслуга. Добрым, неравнодушным людям по всему миру. Спасибо вам. Я вас не подведу. 4 мая Я начинаю новый блокнот. Меня внезапно вызвали на встречу с адвокатом, хотя я помню, что они сказали, что никого не пустят до 10-11 мая. С одной стороны, здорово, что они здесь. С другой стороны, встреча с адвокатом занимает не менее трех часов в день, если вы включите поиск до встречи и поиск после нее. В дни, когда я не встречаюсь с адвокатами, у меня куча времени, и я могу расслабиться. Это прозвучит странно, когда говоришь о тюрьме, но здесь никогда нет времени, чтобы все успеть. Или, может быть, это только у меня так. Я всегда ставлю себе разные задачи на предстоящий день, и часто не успеваю их все закончить к вечеру. Пока у меня была встреча, моего сокамерника Романа вывели. Жаль, что у нас не было возможности попрощаться. Он был хорошим парнем: наркоманом и заключенным с десятилетним стажем тюрьмы. Всегда лучше делить камеру с людьми, имеющими такой опыт тюремной жизни, чем с новичками. Он рассказал мне много историй о мире наркомании. Они мне очень понравились. Жаль, что его перевели. Вдвоем веселее. Однако есть и огромный плюс. Наконец-то! Телевизор выключили. Это было невыносимо. Он был законченным телеманом. Для меня телевидение — это бич тюрьмы. Каким бы замечательным сокамерником он ни был, он все равно смотрел этот проклятый идиотский светящийся ящик без остановки. 16 мая С одной стороны, голодовка и выход из нее учат упорству, аскетизму и силе воли. С другой стороны, она делает тебя одержимым едой. Ты думаешь и говоришь о ней беспрестанно. Ты планируешь, что будешь есть потом. Ты даже мечтаешь об этом. Я ждал этого дня и мечтал о кофе и белом хлебе с маслом. Я не пил кофе по крайней мере 46 дней. Никакого хлеба с маслом, ну, я не знаю. Я точно не ел их два месяца. Может, дольше. К счастью, у моего соседа по комнате было немного масла, так что я смог реализовать свой план. У него также есть настоящий кофе, поэтому я не спеша заварил себе кружку. Они принесли кашу и белый хлеб к ней. Я отломил кончик, намазал маслом, откусил и запил кофе. Обычно такие моменты — разочарование: в мечтах и ​​планах все всегда лучше и вкуснее. Не в этот раз. Все было именно так хорошо, как я себе представлял. Мое взвешенное мнение о голодовке заключается в том, что я все сделал правильно. С точки зрения более широкой картины, я был прав, когда объявил ее. Иначе я бы просто умер здесь без медицинской помощи. Я заставил их лечить меня. Я также сломал шаблон пребывания здесь в заключении. Мне удалось навязать свою собственную повестку дня. С моральной точки зрения это было совсем не просто. Давление со стороны «козлов» оказалось неожиданно агрессивным. С точки зрения решимости, силы воли и выдержки — а это меня больше всего и беспокоило — все прошло отлично. Я обнаружил в себе запас силы воли и смог все выдержать без труда. Когда я задаю себе прямой вопрос: «А смог бы я голодать до самой смерти?», то теперь у меня есть ответ. Да, смог бы. С чисто физической точки зрения это тяжело. Действительно тяжело. После 18 дня ты еле жив. К 22-23 дню ты чувствуешь, что это уже битва жизни со смертью. Ты замечаешь изменение в своем отношении. Тем, кто морит себя голодом, хардкор — респект. 24 июля (из инстаграма) Я ненавижу стекло. Потому что я уже полгода вижу тебя [Юлию] только через стекло. В зале суда через стекло. На свиданиях через стекло. Иногда по телевизору показывают мельком, тоже через стекло. И, конечно, во время визитов мы делаем эту классическую вещь, которую все знают по фильмам (и будем надеяться, что она останется известной вам только по фильмам), когда каждый прижимает руку к стеклу на своей стороне и говорит что-то хорошее в трубку. Это мило, но мы все равно касаемся только стекла. И еще один удивительный факт: комедийные фильмы сейчас менее смешные. У вас такое случается? Вы смеетесь над чем-то комичным и на долю секунды встречаетесь глазами с любимым человеком, который смеется рядом с вами? За эту долю секунды происходит целый диалог. «Эй, разве это не смешно!» «Да, очень». «Мне нравится смотреть на тебя, когда ты смеешься». "Я знаю." Совместный смех делает смешной момент на 25 процентов смешнее. Иногда даже на 30 процентов. Юля, детка, с днем ​​рождения! Я тебя обожаю, я скучаю по тебе. Будь здорова и не падай духом (хотя мне не нужно этого говорить). Что касается стекла, рано или поздно мы расплавим его теплом наших рук. И комедии снова станут смешными. Я люблю тебя. 30 сентября (из инстаграма) Наступает момент, когда к вам приходят ваши адвокаты, и вы спрашиваете их: «Ну, как дела на свободе?» Они говорят: «О, ладно. Никаких изменений». Но потом, после паузы: «О да. Против вас открыто новое дело. Создание экстремистского сообщества. Вы можете получить до десяти лет». Выясняется, что на протяжении последних семи лет я «дестабилизировал обстановку в регионах и активно призывал к террористической деятельности». Хорошо. Теперь против меня открыто четыре дела. По двум из них мне грозит до десяти лет по каждому. По третьему — до трех лет. По четвертому — до шести месяцев ареста. Если они все это сложат вместе, не запустив ничего параллельно, то мы увидим 23 года. Они, конечно, могут придумать что-то еще, но максимальный общий срок, допустимый для всех приговоров против одного человека, составляет 30 лет. Так что не волнуйтесь, меня освободят не позднее весны 2051 года. 11 октября (из инстаграма) Моя красная полоса сменилась на зеленую. Офицер говорит: «Вас вызывают на заседание комиссии». Комиссия была самой большой из всех, что я когда-либо видел. Больше напоминала свадебную вечеринку. Т-образный стол, куча народу. Только там, где должны были сидеть жених и невеста, под портретами вождей сидел директор тюрьмы. Интересно, подумал я. Зачем вся эта церемония? Слишком много участников для заурядного выговора. Они собираются приговорить меня к расстрелу? Чиновник: «Осужденный Навальный прибыл сюда 11 марта и поставлен на усиленный учет в связи с риском побега. Оперативник такой-то подал рапорт и предлагает снять Навального с учета». Ого! Я не мог поверить своим ушам. Комиссия единогласно проголосовала «за». Моя радость была столь безгранична, что директору пришлось попросить меня успокоиться и говорить только тогда, когда это разрешено. И он добавил: «Подождите. Мы еще не закончили». Чиновник: «Оперуполномоченный такой-то представил сообщение о том, что осужденный Навальный исповедует экстремистскую и террористическую идеологию. Предлагается поставить Навального на усиленный учет как экстремиста и террориста». Комиссия единогласно проголосовала «за». Поэтому я оторвал бирки с красной полосой через лицо со всей своей одежды и пришил новые с зеленой полосой. И влился в бесчисленные ряды мусульман (для них и придумали «экстремистскую» нашивку; 70 процентов «экстремистов» в тюрьме — мусульмане), националистов и футбольных фанатов. Это на самом деле хорошие новости. Реестры «экстремистов» и «террористов» менее обременительны, чем «беглецов». Я подсчитал, что повторил фразу «Алексей Анатольевич Навальный, 1976 г.р., незаконно содержится в ИК-2, блок № 2» на нательной камере 1669 раз. (Они проверяют каждые два часа в течение дня, чтобы вы не сбежали. Мне это надоело.) Но экстремизм — это ложе из роз. Никто тебя не проверяет. Я боялся, что они будут настаивать, чтобы я целовал портреты Путина и учил наизусть цитаты Медведева, но мне и этого делать не нужно. Просто теперь над моей койкой висит табличка с надписью: «Я террорист». 21 октября Вчера у нас выпал первый в этом году снег, и я решил, что это знак — пора снова начать писать. Я действительно много думаю о книге и ищу знаки и дополнительные причины, чтобы вернуться к ее написанию. Я также ищу оправдания, чтобы отложить это на неделю, а потом еще на одну, хотя на самом деле это то, чем мне действительно нужно заняться. На то есть веские причины. Прежде всего, потому что я очень хочу ее написать. Это была моя идея, и чувствую, что мне есть что сказать. Во-вторых, мои агенты, мягко и вежливо, с искренним сочувствием к ситуации, зная мои обстоятельства, напоминают об этом все чаще и чаще. Мои агенты, Кэти и Сюзанна, первоклассные. Я всегда хотел написать хорошую книгу и надеялся, что у меня будут такие агенты, как они, люди, у которых я мог бы попросить совета, дружить и общаться. И сказать всем: «Ну, мой литературный агент…» Я также помню (очень хорошо), как мои агенты связали меня с издателями, которые тоже были на высоте, как раз такими, какими я себе представлял самых восхитительных издателей, но все они говорили что-то вроде: «Алексей, вы объявили, что собираетесь вернуться в Россию. Конечно, мы восхищаемся вашим мужеством, но в вашей стране может случиться все что угодно, и что тогда будет с книгой? Как вы вообще сможете ее написать?» «Я понимаю, что вы говорите «смелость» из вежливости, но думаете — «глупость». На самом деле, если меня посадят в тюрьму, это будет вам только на пользу, потому что тогда у меня появится куча времени для писательства», — ответил я в шутку. Мы смеялись. Я ужасно, просто катастрофически, ошибался. Я постоянно занят. Нет времени ни читать, ни тем более писать. Здесь вы отнюдь не мудрый пленник, сидящий рядом со стопкой книг. Вы — болван в мокрой меховой шапке, которого постоянно куда-то гонят. Однако какими бы ни были обстоятельства, соглашение есть соглашение, и эта книга — то, что нужно мне самому. Третья и четвертая причины написания этой книги могут показаться излишне драматичными, и если все закончится плохо, это будет тот момент, когда мои более эмоциональные читатели могут проронить слезу. С другой стороны, если все сложится хорошо, это может быть самой грустной частью. Ее можно будет немного подправить или просто опустить, но я пообещал себе, что это будет очень честная книга. Причина третья: если меня все-таки прикончат, книга станет памятником мне. Причина четвертая — опять же, если они меня прикончат, семья получит аванс и гонорары, которые, я надеюсь, будут. Давайте посмотрим правде в глаза: если мутное покушение с использованием химического оружия, за которым последовала трагическая смерть в тюрьме, не может продвинуть книгу, то трудно представить, что может. Автор книги был убит злодейским президентом. Чего еще может желать отдел маркетинга? В моем отряде есть узбек по имени Ильяр, имя, которое не поддается комическому искажению в традиционном тюремном стиле. Но по какой-то причине я единственный, кто называет его Ильяром. Остальные называют его либо Эдгаром (я хотел бы представить, что в честь Эдгара Аллана По, но я, очевидно, единственный человек здесь, который знает такого человека), либо Бальтазаром. «Что?» — сказал я, услышав это впервые. Как Ильяр мог превратиться в Бальтазара, я не могу понять. Теперь я не могу не смеяться каждый раз, когда слышу это прозвище, по личным причинам, осознавая иронию ситуации. Мы с Юлией на самом деле не настоящая богема, но каким-то образом развили в себе декадентскую богемную привычку. У нас есть любимый ресторан в Нью-Йорке — Balthazar. Неудивительно, что мы не единственные, кто его любит, и туда обычно трудно попасть. Так что если мы оказываемся в Нью-Йорке на выходных, мы обязательно просим консьержа в нашем отеле зарезервировать нам столик. Мы любим бранч в Balthazar в субботу или воскресенье и называем это нашим декадентским загулом (хотя и довольно скромным), потому что обычно мы едим только устрицы и пьем Кровавую Мэри. Несчастный узбек, кроме того, стал членом тюремной касты неприкасаемых и был вынужден выполнять самую отвратительную работу. Соответственно, за «Эй, Бальтазар» обычно следовало что-то вроде «Возьми эти тряпки и швабры» или «Какого хрена ты так запачкал раковину?», что делает сравнение двух Бальтазаров таким ярким и ироничным, что невозможно не рассмеяться. Я также ловлю себя на мысли о ситуации, которая обязательно повторится, если я когда-нибудь вернусь в нью-йоркский Balthazar. Будет невозможно, пока мы запиваем устрицы нашими кровавыми Мэри, выкинуть узбека из своих мыслей. На самом деле, теперь вряд ли, даже если мы туда вернемся, мы с Юлей снова предадимся нашему декадентскому завтраку. Теперь меня, скорее всего, узнают, и ее тоже, а в Нью-Йорке полно русских. Было бы не очень приятно услышать, как кто-то за соседним столиком говорит: «О, смотрите, вон там Навальные сидят. Он политик и когда-то получил премию Европарламента за свободу мысли. Такая восхитительная пара. Если бы они только не пили водку в девять утра».