Как можно лезть в чей-то огород и копать чужое? Может у этой семьи на эту картошку последняя надежда? Об этом бекарасы думают? Вот обери их с Карповной, и всё – ложись и заживо помирай. Убийцы, да и только. Тут пенсия – хуже милостыни, да ещё молодым пособляешь, сидят без зарплаты, и без картошки!.. Эти твари пострашнее колорадских и майских жуков будут.
На днях Архип сказывал. Дескать, сын его, Вовка, на мотоцикле приехал со своим парнишкой к себе на дачу. Копают. Вдруг подъезжает КАМАЗ-самосвал, выходят из него трое с лопатами, и на дачу соседа. Тоже копать прилаживаются.
"Вы что это, ребята, заблудились? Это же не ваша дача?" – говорит Вовка парням.
"А ты, мужик, говорят, помалкивай. Не то самого копать заставим, и не в свои мешки".
А Вовка не сробел. Вытащил из люльки бутылку с бензином, энзе неприкасаемый, и к ним.
"Если, говорит, вы отсель не уберётесь, я этой бутылкой об машину и подожгу".
Те было к нему, а он и замахнулся. Ну, те пошептались промеж себя, в машину и отъехали на другой край поля. Там пристроились. И без номеров машина. Не узнаешь – чья, откуда?..
Вот и помешкай. Останешься без картошки.
Жинка Вера Карповна прихварывала. По дому ещё ходила, а уж в поле идти не осмеливалась. Да и дед не велел. Оберегал. Сам же гоношился. Хотя при таких болях, обычно, откладывал всякие дела и ложился под горячие кирпичи – первое дело. А уж после – мази. Иногда наоборот. Но тут, словно кто подгонял в шею.
К полудню Кузьма Кузьмич, поскрипывая на своём "фордопеде", так он в шутку прозывал велосипед, покатил в поле. В пояснице тоже поскрипывало, потягивало тихой и ноющей болью.
К раме была привязана лопата, к багажнику – ведро и мешки. Взял всё же семь кулей, может зять с дочерью к вечеру подойдут. Может сегодня хоть половину или треть дачи выкопают.
Огород его, по-местному – дача, находился километра за четыре от посёлка, среди других таких же огородов, засаженных картофелем. У кого – и капустой, морковью на грядках. У некоторых даже парнички, теплички стоят. У тех, у кого, видать, есть время караулить.
На поле участки были не огорожены, недавно распределённые, только кое-где торчали колышки или столбики. И почти никого не видно. Лишь в метрах полутораста от основной дороги стоял грузовик "КАМАЗ", и аккурат там, где была его дача.
"Наверное, сосед тоже решил картошку выкопать? – подумал дед. И обрадовался: – Может, и мою вывезет за одно?"
Съезжая с дороги на свою улочку, ударил по тормозам.
"Ах, мать честная! Да это ж его картошку копают! Ошибся Костя, что ли?.."
Присмотрелся, нет, не сосед. И не его ребята. Незнакомые.
Мелькнула страшная догадка. Ах, растуды-сюды, бекарасы!..
И едва не бросил руль от растерянности. Сошёл с велосипеда.
На участке стоял мешок, наполненный наполовину, и двое парней. Один был в голубой футболке местами в пятнах от мазута. Другой – пониже ростом, в светлой майке с каким-то чудовищем впереди, во всю грудь и живот. Он ссыпал из ведра картошку. Клубни были крупными, – старик заметил.
И у него занялось сердце – такая картошка! Да они что, совсем что ли?!.
"Ну, я вас!.. – взвился дед, и стал торопливо отвязывать от велосипеда лопату. – Ну, бекарасы, сучьей расы!.."
Парни приостановили работу, завидев на дорожке человека. Он шёл на них с лопатой в руках, как в атаку. Тот, что ссыпал картошку, с чудовищем на груди, отвёл руку немного назад, держа ведро за дужку – понятно, для замаха. Отчего и зверюга ужасный на майке широко и хищно окрысился. Второй подельник, бросив пройму мешка, отступил к своей лопате, воткнутой в землю. Оба не показались смущёнными, оробевшими. И тот, что подался к лопате, криво усмехнулся, похоже, вид щуплого, приземистого и седого человека его не испугал, а скорее даже насмешил своей воинственностью.
Они встали друг против друга – двое и один – и молчали.
Прошло секунд десять-пятнадцать. Но это было такое время, за которое деда Кузю не раз окатило и холодной и горячей волной.
Наконец дед выдавил из себя осипшим голосом:
– Ну, как картошка, ребятки?
– Да ничо, копать можно.
– А это… мне можно?
Ребятки оживились.
– А мы думали, ты хозяин!
– Не… Я так, – и замигал глазом, зачесался, – подкопать…
И тот, что стоял с ведром, тоже подмигнул, как подельнику. И зверь на нём как будто бы тоже расслабился, прикрыл оскал.
– Да, пожалуйста, – сказал он, обернувшись на товарища, – нам не жалко.
– А-а откуда, это, начинать? – и, что самое удивительное, отчего-то спросил пониженным голосом, заговорщицки.
– Да где пристроишься.
Фу-у… Кузя Кузич облегчённо вздохнул, прокашлялся. Смахнул с глаз слезу.
Ну что же, раз драться не стал, надо по-другому как-то. Картошка-то не чья-то, своя, выручать хоть что-то надо.
Дед осмотрелся. Парни копать начали недавно, только второй рядок распочали. Значит, – раз, два, три… – чтобы накопать два-три мешка, им понадобится шесть-семь рядков, прикидывал дед. А вдруг они замахнулись кулей на десять? Картошка-то, эвон какая, на свежей землице взросла! Что ни куст – полведра.