Русь в IX–X веках. От призвания варягов до выбора веры

Датский хронист XII в. Адам Бременский, который по традиции отождествлял с Гогом шведский народ ётов (готов), помещает «Край женщин» к северу от Руссии у берегов Балтийского моря: между Руссией и амазонками живут те народы, которые Начальная летопись именует чудью — весь, меря и др. Амазонки чудесным образом рожают (как подозревает Адам, от соития с чудовищами) кинокефалов — людей с песьими головами; этих людей часто берут в плен в Руссии (см. Немецкие анналы. С. 430–431; Рыбаков 2008. С. 225 и сл.). Руссия и здесь включена в человеческую ойкумену — вне этой страны может происходить смешение чудовищных народов — кинокефалов и амазонок.

Люди с песьими головами обрели особое место в раннесредневековой христианской историографии, ибо миссионерам, до которых доходили слухи о таких народах, нужно было решить, были ли они потомками Адама, и, стало быть, имели душу, нуждающуюся в спасении. Их «реальность» и место в исторической ойкумене обсуждались не только средневековыми авторами, но и современными историками, считающими, что за кинокефалов древние авторы могли принять воинов в звериных масках и т. п. (ср.: Вуд 2005. С. 31–30).

Один из таких рассказов приводит Павел Диакон (1.11): во время переселения в Италию лангобарды встретили превосходящее их войско и распространили слух, что среди них есть кинокефалы, пьющие кровь врагов во время битвы; враги не решились вступать в сражение. Действительно, речь могла идти о воинах типа скандинавских берсерков, подобных бешеным псам и волкам на поле боя (ср. о мифологизации их образа в историографии — Либерман 2005; см. о псах и волках-оборотнях в воинских ритуалах — Иванов 1975; Lincoln 1991. P. 131–136 и далее — в главе VIII).

Не менее примечателен иной предрассудок, наделяющий собачьими чертами носителей чуждой культуры: «варварская» речь сопоставлялась с собачьим лаем, чужой народ уподоблялся псам. Яркий пример такого уподобления относится к VII в. — эпохе расселения славян: франкский король Дагоберт отправил к государю славян Само заносчивого посла, который в ответ на предложение дружбы заявил Само: «Невозможно, чтобы христиане и рабы Божьи могли установить дружбу с псами». Само же возразил: «Если вы Богу рабы, а мы Богу псы, то, пока вы беспрестанно действуете против Него, позволено нам терзать вас укусами» (Свод, т. II: 369). Сюжет народа-«псов» приобретает здесь обертон, характерный для противопоставления «носителей культуры» (христиан) и варваров: носителям диких языков недоступно было слово Божие, в том числе и договор о дружбе, скрепляемый божественной клятвой (ср. далее в главе VIII, а также с точки зрения византийцев — Иванов 2003. С. 339–340).

Однако прежде чем соотносить это известие Павла Диакона и прочие рассказы о песьеглавцах с некими историческими «реалиями» или предрассудками, полезно обратить внимание на схожий мотив, распространенный в другом конце ойкумены и повествующий о войске Чингис-хана в Земле псов. Согласно рассказам европейских путешественников, войско монгольского завоевателя за пределами Индии достигло земли, где мужчины были псами и охраняли остров женщин. Эти псовидные мужи выполняли еще одну прагматическую функцию: от них женщины зачинали потомство, и мужское потомство принимало вид собак, девочки же имели человеческий облик.

Мотив кинокефалов разворачивается в целый сюжет о сожительстве на-родов-монстров, схожий с тем, который известен был скандинавским авторам. А. Г. Юрченко справедливо полагает, что мы имеем дело с литературным вымыслом квазиисторического характера, близким сюжетам романа об Александре[85] (Юрченко 2005. С. 304–305). Восток и Запад давали сходные описания монстров: в восточных миниатюрах — иллюстрациях к поэме об Искандере — сражавшиеся с Александром русы изображаются темнокожими великанами со звериными мордами, синтезируют черты народов-монстров, описанных Захарией Ритором (см. о сюжетах, связанных с русами у Низами во Введении: Зайцев 2003. Рис. 1, цв. вкл.). Параллели, которые отыскивает А. Г. Юрченко в шаманских ритуалах у тюркско-монгольских народов, которые могли породить представления о людях-псах, кажутся столь же излишними, как и рассуждения о ряженых берсерках.

Эти и другие известия восточных авторов приурочивают амазонок — «город женщин», остров женщин, расположенный рядом с «островом мужчин», и т. п. к Западному морю, Балтике (Косвен 1947. С. 45–46) или границам Индийского царства, все дальше отодвигая пределы мифического царства (ср. о «перемещении» амазонок к краю ойкумены со времен Геродота — Джаксон и др. 2007. С. 20)[86].