В отечественной историографии XX в. преувеличено противостояние власти и общества в средневековый период. Не идеализируя их отношения, все-таки надо заметить, что в большей степени они имели не «революционный» характер, а эволюционный. А это подразумевало своеобразный «консенсус» княжеской, великокняжеской, наконец, царской власти с земскими институтами и их представителями. В условиях незавершенного отрыва публичной власти от общества более реальным представляется именно «мирное сосуществование» различных ветвей властей.
Еще в период Древней Руси зарождается народная идеология веры в монарха. Закрепившись в массовом сознании «людья», она перешла и в следующую эпоху. «Современные историки облекли ее в термин царистская идеология, наивный монархизм… В "наивном монархизме" наши историки усматривают такие идеализированные представления о монархе, какие в корне расходятся с его реальной политикой, видят в нем утопические надежды народа на лучшую жизнь и избавление от социального гнета». Но так ли это? И.Я. Фроянов, продолжая анализировать подход к данному вопросу, пишет: «Термин "наивный монархизм" явно ущербный. Утверждать, что народ столетиями верил в царя, не имея на то никаких оснований в реальной жизни, — значит превращать его в какого-то простофилю, не способного понять действительность. Однако никакая идеология не сможет укорениться и существовать долгое время, если она не имеет опоры в действительной жизни. Существовали реальные исторические причины веры в монарха, в "правду воли монаршей"».[1452] В рамках русского средневековья такой реальной причиной, представляется, стала «земская политика» Ивана III и его наследников.
В этой связи уместно привести слова Л.А. Тихомирова. Известный теоретик российской монархической власти подводил такой итог относительно русского средневековья: «Вообще в своей государственной идее наши предки не просто повторяли чужое слово, а сказали свое, тем более веское, что при этом самосознание верховной власти столь же поразительно совпадает с политическим самосознанием народа…».[1453]
80–90-е годы XV в. Ю.Г. Алексеев называет «эпохой». «Эта эпоха составляет качественный рубеж, отделяющий старую удельную Русь от нового централизованного государства, и открывающий перспективу дальнейшего развития Русского государства в XVI веке».[1454] Соглашаясь в целом с выводом о судьбоносности для России времени Ивана III, добавим следующее. Нам кажется, что какого-либо резкого перелома все-таки не произошло. Новое «качество» было подготовлено всем предыдущим ходом развития Руси, опиралось на опыт традиционных институтов. Переход к новым формам общественной жизни был осуществлен плавно, органически, без каких-либо социальных потрясений.
В отличие от ряда исследователей, усматривающих появление самодержавия в татарский период и как следствие ордынского влияния, необходимо сказать, что реальные признаки самодержавной власти появляются как раз после свержения ига. Однако самодержавие опирается в своем возвышении на традиции земского управления и собственно на различные слои самого земства, участвуя таким образом в формировании сословий крестьян, горожан, служилых людей (дворян). В конце XV — начале XVI в. самодержавие не может существовать без земства, как в начале XVII в. земство не могло существовать без монархии.
Начатые в конце XV в. реформы были продолжены в первой половине XVI в. Еще раз нужно подчеркнуть, в частности, что они «создавались не на пустом месте. Их предшественниками были статьи Белозерской уставной грамоты и Судебника 1497 г. о судебном представительстве местного населения, опиравшиеся, в свою очередь, на старую традицию неписаного русского права».[1455] Необходимость их была настолько очевидной, что реформирование не «замораживалось» ни при Василии III, ни в правление Глинской, ни во времена боярского правления. Логическое завершение реформ приходится на середину XVI в. Земская, губная и поместная реформы подвели итог строительству здания великорусской государственности. Реформы сложили прочный фундамент остальной постройки, возвышавшейся над ним, но не могущей существовать отдельно от него самодержавной власти великого князя, позже царя, и Земского Собора. Единое Русское государство образуется как земско-самодержавное государство. Не идеализируя отношений великого князя, аристократии, бюрократического аппарата, земских институтов, мы должны признать в целом определенное равновесие, а в отдельных случаях и приоритет земских традиционных порядков.
Таким образом, на рубеж XV–XVI столетий приходится рождение — впервые в истории русской цивилизации — единого Русского государства. Государства, воплотившего в себе основы самодержавия и общинности, государства земско-самодержавного по форме и по существу.
Статьи
«Татарский след» московских тысяцких Вельяминовых