Русь и монголы. Исследование по истории Северо-Восточной Руси XII–XIV вв.

С середины XV в. начинается последний, успешно завершившийся этап территориальных присоединений наиболее крупных и сильных прежде самостоятельных земель. В этом смысле (территориальном) об Иване III можно говорить как о «государе всея Руси». Но присоединение прежде самостоятельных территорий еще не означало «триумфального шествия» в этих землях московских порядков, «местные особенности и различия очень долго давали себя знать в едином государстве».[1427] Процесс замены старых местных органов управления, как показал Б.Н. Флоря на примере Твери, на центральные московские растянулся на десятилетия, закончившись, как известно, созданием «органов власти на местах из среды выборных представителей дворянства».[1428] Система самоуправления компенсировала потерю землями-государствами прежней самостоятельности, но одновременно свидетельствовала о слабости центральной власти, о сохранении традиционного на Руси «раздвоения» власти.

«Государем и самодержцем всея Руси» Иван III впервые был назван в 1492 г. Ученые неоднократно констатировали, что «с понятием о самодержавии общество того времени прежде всего соединяло мысль о внешней независимости страны».[1429] Большое значение здесь имели события 1480 г., которые «сделали великое княжение всея Руси суверенным — самодержавным, в исконном смысле слова, государством», — отмечал А.Е. Пресняков. Он же исключительно точно и лаконично сформулировал суть проблемы, сказав о «внешнем самодержавии Великорусского государства».[1430] И.Я. Фроянов, соглашаясь с таким толкованием титула «самодержец», в то же время считает его «односторонним», так как в конце XV–XVI вв. под «самодержцем» и «царем» понимался «монарх, обладающий всей полнотой политической власти, государственными полномочиями, не допускающими разделения этой власти с остальными политическими силами в стране»,[1431] эти титулы обозначали монарха, как самостоятельно державшего русскую землю, так и владеющего ею единолично, имеющего в руках всю полноту государственной власти. «В исторических условиях конца XV — начала XVI вв. такая власть могла быть только деспотической»,[1432] под которой исследователем понимается «неограниченная власть монарха».[1433] Но так ли это? Можно ли Ивана III Васильевича считать абсолютным монархом, начинающим ряд «сиятельных» российских деспотов? Вряд ли это было так. Представляется, что и Иван III, и Иван IV, были довольно слабыми монархами, слабыми не в смысле их личных качеств, которые были во многом уникальными, а объективно, имея в виду те социальные условия, в которых проходило их правление. «Нельзя утверждать, — писал М.А. Дьяконов (вслед за В.О. Ключевским), — что московским государям удалось осуществить идеал неограниченной самодержавной власти… могущество этой власти сказывалось в отношении к лицам, а не к существующему порядку».[1434] Представляется, что для абсолютной власти еще не наступило время, так как для нее не существовало реальной социальной основы. Ни одна социальная группа в конце XV — начале XVI вв. не являлась надежной опорой великокняжеской власти. Поддержки не было ни в целом в великокняжеской семье, ни среди аристократии, ни со стороны бюрократии, этого не приходилось ожидать и от церкви.

Своеобразным фокусом ряда противоречий в обществе того времени выступает 1479 год, события которого были рассмотрены Ю.Г. Алексеевым. В них отразились по сути все конфликты будущих десятилетий: династические, с удельными князьями, с системой наместничества, с церковью. Характерным является и поведение великого князя. Так, в столкновении Великолуцкого наместника Ивана Лыко Оболенского с горожанами Иван III становится на сторону последних. А в конечном итоге это заступничество обусловливает и конфликт великого князя с князем удельным. На этом примере видно и то, что опору великий князь усматривает в местных силах.[1435] Вместе с тем великие князья не столько возвышались над удельными и прочими князьями, сколько были, так сказать, первыми среди равных. Как пишет А.А. Зимин, «власть великого князя ограничивалась прочными традициями, коренившимися в патриархальности представлений о характере власти, которые имели к тому же религиозную санкцию. Новое пробивалось с трудом и прикрывалось стремлением жить, как отцы и деды».[1436]

Традиции настолько довлели над великим князем, что, не имея возможности прекратить выделение своим детям уделов, он одновременно вел борьбу с самовластием удельных князей — своих братьев. Не говорит о силе великого князя и развернувшаяся в последние полтора десятилетия княжения Ивана III династическая борьба между группировками его внука Дмитрия (сына умершего в 1490 г. Ивана Ивановича Молодого) и сына от второй жены — Софии Палеолог — Василия.[1437]