Русь и монголы. Исследование по истории Северо-Восточной Руси XII–XIV вв.

Этот вывод идет вразрез с представлениями, распространенными в отечественной исторической науке. (Мы видели, что Н.Е. Носов отмечал, что в XIII–XIV вв., «судя по летописям и археологическим данным, число русских городов… уменьшается более чем в 2 раза».)[1227] Ценность заключений В.А. Кучкина видится, во-первых, в том, что он приходит к такому выводу исходя не из общих соображений, а из конкретного собранного и проверенного им материала. Во-вторых, из его наблюдений следует, что вопреки даннической ордынской зависимости градообразовательная деятельность (требующая немалых материальных затрат) на Руси продолжалась, следовательно, о каком-либо долгосрочном негативном воздействии ига на общественную жизнь (в данном случае городскую) говорить не приходится. Показательно и то, что новые города возникали практически повсеместно: в Тверской земле (неоднократно страдавшей от татарского и московского воинства) их появилось 8, в Московской — 12 (а всего 45), даже в пограничной Нижегородской во второй половине XIV в. было заложено 4 города.[1228] В то же время в северных землях, менее всего доступных для монголов, города практически не возникают.

Далее, отдавая должное феодальному (по принятой терминологии) заселению и населению русских городов, В.А. Кучкин не сомневается в наличии в них и свободного ремесленного и торгового люда.[1229] По его мнению, можно говорить и «об определенном сословном единстве средневековых горожан»[1230] — это «главным образом» купцы и свободные ремесленники как крупных, так и небольших городов Северо-Восточной Руси.[1231]

Вместе с тем обычное обозначение городского населения в летописях — бояре, слуги и люди. На этом основании В.А. Кучкин делает вывод, что, «с точки зрения княжеского или церковного летописца, за вычетом бояр и слуг вся остальная масса городского населения была нераздельной, сословно однородной».[1232] Но есть ли необходимость подчеркивать этот «вычет», разумея, конечно, не столько «слуг», сколько бояр, т. е. противопоставлять их городской общине.

В этой связи чрезвычайно примечательным является приведенное исследователем летописное известие об обновлении в 1351 г. Мурома: «Князь Муромьскыи Юрьи Ярославич[ь] обнови градъ свою отчину Муромъ, запустевши издавна отъ пръвыхъ князеи, и постави дворъ свои въ городе, тако же и бояре его и велможи и купци и чръные люди. И съставиша дворы своя и церкви Святыя обновиша и оукрасиша иконами и книгами».[1233] Значение этой информации, по нашему мнению, выходит за рамки перечисления и расшифровки социального состава населения одного из русских городов XIV в. Здесь в «деле» показана городская община, ее единство и цельность. Социально-городское единение подкрепляется еще и территориальным: оказывается в собственно городе (т. е. за укреплениями) вполне уживались и бояре и «черные люди», ставившие рядом «дворы своя».[1234]

Статьи В.А. Кучкина во многом переосмысливает ряд устоявшихся в историографии положений, исследователь приходит и к отличающимся определенной новизной выводам. Но основной вывод тем не менее остается прежним. «Если говорить в целом, — подытоживает он, — северо-восточные русские города в XIII–XIV вв. оставались феодальными. Главную роль в них играли представители феодального класса…».[1235]

Заканчивая этот историографический обзор, позволим высказать некоторые собственные соображения.

В XIV в. на Руси происходил активный процесс урбанизации: рост прежде «средних» городов, превращение их из пригородов в стольные города. Наиболее преуспели в этом Тверь, Москва, Нижний Новгород. Именно они привлекали по разным причинам население, становясь демографическими «гигантами». В то же время увеличивается количество и собственно новых городов.

Феодализация русского средневекового города, полагаем, носила весьма относительный характер. Представления ученых о «чисто владельческом характере средневековых городов России и их экономики, сохранявшей черты разросшейся владельческой усадьбы» (В.В. Карлов), вряд ли отражают исторические реалии.

Княжеское «владение» городом, например, Москвой, являло собой даже не управление, но раздел судебных и других доходов, шедших в пользу князей, т. е. приобретало достаточно архаическую форму отношений князей с населением.[1236]