Руны Вещего Олега

– Выходит, отец Хорыга дважды пострадал от Скальда, – с болью вымолвил Мишата. – От лжи его чёрной и от руки разбойничьей. Будь он трижды проклят за дела свои мерзкие! А отцу Хорыге светлая память! Добре, что волхвы киевские надёжно схоронили сии грамоты. А где сей потворник, – вспомнил Мишата, – он ведь с нами из самого Нов-града шёл, а не признался, что ученик Хорыги…

– Смущается он, речёт, не по чину ему перед столь именитым собранием речь держать. Передаёт благодарность, что мы пришли, а то бы епископы византийские много чего сожгли и уничтожили.

– Если бы мы не пришли, то не только свитки да доски сгорели бы, а и всю Русь Киевскую и не только Киевскую окрестили бы хитрые греки, как с Болгарией Дунайской они сделали, – ответил задумчиво Ольг, глядя куда-то пред собой. – Тогда потеряла бы Киевщина волю свою и обернулась рабой византийской. Даже права суд вершить они князя Киевского и всех потомков его лишили, а кто суд вершит, тот и хозяин. Значит, хозяином сих земель стала бы Византия, а князья принялись бы в борьбе за власть друг дружку резать да убивать, как византийцы своих императоров, где сын отца, брат брата, жена мужа изводят, кто мечом, кто ядом, сплетая непрерывно заговоры и ложь плодя, как рыба икру в реке, числом немереным.

– Как добре, что сии пастыри греческие со своими приспешниками и всем чёрным воинством Киев покинули! – воскликнул Мишата. – Они-то уже и митрополию свою церковную в Киеве учинили, и митрополита прислали. А что значит «митрополия» на греческом?

– Матер полис – значит «мать городов». Вообще-то «полис» по-гречески – это «большой», подозреваю, что от нашего «поле», а потом уже оно у них приобрело значение «город», – заметил Скоморох, который отличался не только быстротой мысли и слова, но и способностью к языкам. – Выходит, град Киев мыслили они сделать главным престолом их церковной власти, чтобы все остальные грады русские во главе с епископами Сирину, как главе сей митрополии, подчинялись.

– Что ж, быть Киеву матерью городов русских, – веско молвил князь, продолжая пребывать в задумчивости, – только не греческой церкви, а Руси Великой, на многие времена!

– Так что ж теперь делать, по-твоему, Велесдар, чтоб доверие волхвов и люда киевского обрести? – обратился к волхву Мишата.

– Вперворядь порушенное Аскольдом капище Киевское восстановить надобно, – ответил молодой волхв.

– Быть по тому, бери всё, что нужно, и принимайся за дело, – согласно кивнул князь.

– Мыслю, княже, что сами волхвы киевские должны во главе быть, а я, как пришлый человек, буду у них в помощниках, – молвил Велесдар.

Волхв Живодар пришёл к Велесдару посмотреть на привезённые из схрона доски с чаровными знаками, берестяные да пергаментные свитки отца Хорыги, которые уже были разложены на большом дубовом столе. Беседуя между собой, волхвы заботливо оглядывали бесценные рукописи; те, что нуждались в починке или переписывании, сразу откладывали.

Велесдар, взяв в руки деревянную книгу, на миг задумался, словно что-то припоминая.

– Скажи, отче, – обратился он к Живодару, – откуда пришли сии письмена? Я, как ни странно, подобные видел у купцов из далёкой Индики…

– Это письмена отца Ория, – ответствовал волхв. – Когда наши пращуры ещё жили за морем в святом Семиречье, боги даровали им сии письмена. А когда пришли пращуры в полуденные земли, основали солнечные города Хорсунь и Сурожь и принесли божественные знаки с собой. Отец Хорыга был из земли Сурожской и письмена орийские ведал, ими и писания вёл.

– Погоди, я сейчас! – воскликнул Велесдар и поспешно вышел.

Спустя некоторое время он вернулся.

– А что ты скажешь про сии письмена? – спросил он, кладя перед волхвом толстую кожаную книгу с крестом.

Живодар открыл её, пробежал глазами.

– Что за чудеса? Тоже орийские знаки, только с добавлением греческих. А деяния и молитвы тут христианские. Откуда книга сия? И кто перевёл её с греческого?

– У Аскольда была, в молитвенной комнате. Говорят, сам патриарх византийский с императором её Певцу подарили для крещения киян.

– Погоди-погоди, для крещения? Я слышал от стариков, что когда-то новгородский князь Бравлин воевал с греками, потом заключил с ними мир в Хорсуни, и они уговорили его окреститься, якобы он вдруг разболелся глазами, а христианские молитвы его вылечили. Так вот, епископ у них был из русов, Иваном звали, вроде он и перевёл греческие писания. Только буквы греческие добавил, может, он, а может, кто-то другой. Вот у отца Хорыги чистое письмо Сурожской Руси, а в Аскольдовом Евангелии огреченное.

– А зачем греческие буквы понадобились?