Руны

— Все равно ему. Вообще-то, если ты не заметил, ты ему не особо нравишься, — я распахнула дверь и отошла в сторону.

— Он просто знает, что не стоит тебя, — тихо проговорил Торин, проходя мимо. Затем он повернулся и добавил: — Я не хочу, чтобы завтра ты пришла с ним, но ты нужна мне, пусть даже и так.

Я никак не отреагировала на его наглость, но от этих слов у меня пошли мурашки, хотя я знала, что так быть не должно.

— Не говори мне больше такое.

— Почему? Ведь это так. Проводишь меня до дома?

Я нахмурилась:

— С чего бы?

— Я соскучился.

Мне его так не хватало, что мне захотелось подойти к нему ближе, дотронуться до него. Мне захотелось рассказать ему о своих чувствах, но слова так и застряли в горле. Вместо этого так и стояла, уставившись на него. Желтый свет фонаря танцевал на его выточенных скулах, рельефных губах, на черной пряди волос, пересекающей лоб, и на его неописуемо красивых глазах.

— А еще я могу помочь тебе с речью, — я всё ещё не решалась, и тогда он добавил: — Трусишка.

— Нет.

— Что ты думаешь, я собираюсь сделать с тобой, когда твоя мама находится в паре шагов от тебя, а миссис Ратледж подглядывает прямо за занавеской?

Определенно, в этот момент я заметила едва различимое движение за занавеской соседского дома. Я закатила глаза и закрыла за собой дверь.

— Надоедливая старуха, — пробормотала я.

— Не будь злюкой, — сказал Торин. — Ну что, нашла какие-нибудь ответы в больнице?

Я улыбнулась, потихоньку приходя в себя:

— Так на байке это был ты. Снова следишь за мной?

— Скорее охраняю, Веснушка. Так ты узнала что-нибудь?

— Я расскажу, но только после тебя.

Он остановился, скрестил руки и посмотрел на меня, самодовольно улыбаясь:

— Хорошо. Кети Хансекер была человеком, стоявшим за прозвищами.

— Что? — смена темы застала меня врасплох.

— Именно Кети придумывала прозвища всем членам вашей команды.

— Да, точно.

— Тебя назвали Пружинкой, как твою любимую игрушку. Кора забавно кривляется, когда ей скучно, поэтому она Егоза. Эрик — Гудини, потому что часто «исчезает» с тренировок. Джимми Бэйнс — Кондор, потому что похож на него, когда плавает баттерфляем. Джесс — Угорь…

Я в изумлении уставилась на него. Он перечислил прозвища всех наших пловцов и рассказал историю каждого, хотя даже я не знала и половины всего.

— Невозможно. Откуда ты все это знаешь? Неважно. Наверное, ты просто разговаривал с командой.

Он засмеялся, немного хрипло и сексуально:

— Вообще-то нет. Когда я отбираю людей, я изучаю информацию о каждом, кто в моем списке. Теперь ты. Что ты делала в больнице?

Все еще пытаясь осознать сказанное, что как раз объясняло, почему он так много обо мне знает, я задумчиво посмотрела на него:

— Где ты взял эту информацию?

— У Высших.

— Значит, тебе все обо мне известно?

— Нет, только самое основное. А теперь хватит увиливать, и скажи мне, зачем ты ходила в больницу?

— Я подумала, раз это не ты меня отметил, значит был кто-то другой, — и я кратко пересказала мамину историю о моем рождении. — Тебе что-то известно об этом?

Он скорчил лицо:

— Нееет. Продолжай.

— Мой врач ничего не мог мне рассказать, и я пошла в больницу, чтобы найти сестер, которые были при моем рождении. Но, к сожалению, они больше здесь не живут, — я рассказала все, что мы узнали о трех сестрах, и что нам сказала сестра Гийом. — Она будто что-то недоговаривала, — я вздрогнула. — Наверное, мне просто показалось.

— Ты должна доверять своей интуиции. Как, говоришь, звали тех сестер?

— Тебе зачем?

— Чтобы я смог их найти.

— Без меня? — спросила я.

— Мне лучше работается в одиночку.

— Не в этот раз, — возразила я. — Мое рождение — мое расследование, поэтому куда ты, туда и я.

— Ты же знаешь, что для меня зайти в больницу и достать всю нужную информацию просто, как щелкнуть пальцами, — что он и продемонстрировал.

Пускай сначала пройдет через Дэбби. Я злобно улыбнулась:

— Ага, удачи, парень.

Он нахмурился:

— Тебе известно что-то, чего я не знаю?

Я уже откровенно злорадствовала:

— О, да, и мне это чертовски нравится.

— Со временем ты научишься доверять мне, Веснушка, — он провел рукой по моему носу. — До завтра.

Я зашла в дом, закрыла за собой дверь. Кожа все еще горела от его прикосновения. Мама смотрела телевизор, но выключила, как только я зашла.

— Веснушка? — передразнила она.

— Ненавижу это прозвище.

Она засмеялась:

— О, да, я и не сомневаюсь.

Я скорчила гримасу:

— Ты, кажется, собиралась помочь мне с речью.

Она похлопала по стулу рядом с собой:

— Что ты знаешь о Кети?

Я села и глубоко вздохнула:

— Хмм, она была скромной и застенчивой. Когда с ней заговаривали, она молчала, будто замыкалась в себе.

— Попытайся представить эти качества в лучшем свете. Скромность и застенчивость станут рассудительностью. А ее молчание означает, что она хорошо умела слушать.

Когда мама закончила, я расплылась в улыбке и обняла ее:

— Ты лучшая, мам.

— Рэйн? — я уже поднималась по лестнице, когда она окликнула меня.

— Да? — я обернулась и спустилась вниз.

— Я рада видеть блеск у тебя в глазах.

Я скривилась:

— Сделаю вид, что не понимаю, о чем ты.