Руна Гибели

Но в этот момент внутри Виктора словно взорвалось что-то. Ничем не замутненная и раскаленная добела ярость выжигала в его сознании путы, наложенные волей заточенного.

— Да пошел ты! — произнес Виктор вслух, резко развернулся и побежал вниз по склону.

Взгляд его искал нож, чтобы, воспользовавшись мгновениями свободы, разом покончить со всем, но тот словно сквозь землю провалился. И тогда Комольцев побежал дальше. Каждую секунду он ждал очередного приступа жуткой боли и нового вторжения заточенного в его мозг, но ни того, ни другого почему-то не происходило. Виктор сам не знал, куда он бежит. Куда вообще можно скрыться с этого острова посреди безбрежного океана? Острова, где правит этот страшный и безжалостный дух, уже забравший две жизни. Но Виктор продолжал бежать, поскальзываясь, спотыкаясь и падая, но не думая даже замедляться, не говоря уж об остановке.

И пусть отсюда не сбежать, пусть. Океан — вторая любовь его жизни после сестры — всегда в его распоряжении. Он наверняка не откажется принять Комольцева в свои объятия. И какая разница, как он умрет — пойдет ли ко дну после того, как оставят его последние силы, замерзнет ли в холодной воде, или же местные акулы помогут ему произвести окончательный расчет с тягостной и бессмысленной жизнью. Так или иначе, это будет смерть, вполне достойная почти уже состоявшегося молодого океанолога. Но главное — это будет смерть свободного человека, а не безвольной марионетки заточенного. Так что, вперед и вниз, к океану!

Он не видел, да и не мог видеть, как сгустилась вокруг зиккурата странная дымка, искажавшая его очертания, как по стенам его побежали, змеясь, длинные ветвистые трещины, испускающие зеленоватое сияние. Позже услышал где-то позади треск и грохот, но только добавил ходу: что бы там ни происходило, ему от этого лучше держаться подальше.

Зиккурат разрушался, проваливаясь внутрь себя, словно в основании его сработала взрывчатка, заложенная грамотным подрывником. Строение низвергалось в прах, вздымая в воздух тучи пыли и каменного крошева, но из него возникло темно-серое облако, вроде грозового, только во много раз меньше и гораздо быстрее перемещающееся. Набирая скорость, оно взмыло над голой каменистой вершиной горы и понеслось вниз, в том направлении, в котором скрылся дерзкий ничтожный человечек, неведомо откуда взявший силы, смелость и решимость сопротивляться заточенному. Облако чуть задело деревья на краю прогалины, где лежали тела двух женщин, и деревья эти на глазах пожухли, посерели, а хвоя осыпалась с них, оставив лишь голые, мертвые и устрашающие остовы.

Конечно, облаку не было дела до гибели растений — его интересовало иное, однако перемещаться по лесу — не самый удобный и быстрый вариант. А потому зловещая туча поднялась над лесом и полетела к берегу, рассчитывая перехватить беглеца там: заточенный (теперь уже бывший) чувствовал его страх, боль и отчаяние и наводился на них, как на свет маяка. Никуда, никуда жалкому человечишке от него не уйти…

А человечишка все бежал, не обращая внимания на боль и усталость и не разбирая дороги. Он не видел того, кто за ним гнался, равно как и другого: на прогалине, где погибла Юлия, несколько секунд спустя после пролета облака зашевелилось тело светловолосой женщины. Безотказное и сверхживучее тело криганки Даниры возвращало ее в этот мир, заращивая страшные раны, которые для любого другого стали бы смертельными. Возвращало, ибо миссия ее пока оставалась невыполненной, и с этим следовало что-то делать. Открылись, полыхнув багровым огнем, глаза ламии, и она поднялась на ноги. Сделала, покачиваясь несколько первых шагов, а затем пошла намного увереннее. Деревянное «копье», пригвоздившее ее к земле, уже валялось рядом: плоть криганки сама вытолкнула чужеродный предмет.

Губы Даниры скривились в злобной гримасе, и она, постепенно ускоряя шаг, двинулась по следам бежавшего к берегу Виктора.

Полуфинал (из воспоминаний Игоря Логинова)

Внешний обод.

Ох, не стоило бы мне понтоваться и произносить эту эффектную вступительную фразу в духе голливудского ширпотреба. Я даже представляю, как глупо это выглядело со стороны, и все-таки не удержался. Наверное, правду говорят, что в каждом мужчине до старости живет ребенок. И я, похоже, не стал исключением, потому что так вдруг захотелось по-детски выпендриться, что желание это перевесило все доводы разума, несмотря на чрезвычайную опасность ситуации. А кроме того, вы просто не представляете, как мне надоело постоянно ходить с серьезным и озабоченным вселенскими проблемами лицом, носить на нем печать тяжкого бремени спасения миров, навешенного мне на шею в нагрузку к дару Э-мага! Просто до смерти надоело! Когда тебе по жизни постоянно приходится воевать, и тебя с частотой не менее раза в неделю пытаются убить, просто необходимо хоть иногда отчебучить что-нибудь этакое, чтобы тупо не сойти с ума.