Рукотворный рай

Дед мой дверь подпер осиновыми прутья, да так, что бы держалась, если кто будет её вышибать. Хоть бы сколько продержалась, а на худой конец и ружье есть! Стали ждать, а за окном потемнело, тучи набежали. Ливень, ветер, ураган поднялся такой, что аж страшно! И волки убежали куда-ть! Так и лило, так и лило, как из вёдер! Крыша скрипела, протекала, побелка потекла, все взмокло. Холодно сделалось, а мужики все ждут ночи. А ночью тишина! И не скребет! И не топает! И вдруг, как ударит молния! Да потолок, как обрушится в соседней комнате, в той, в которой они первый раз остановились.

–Пресвятые угодники! – закричит мужик от испуга. А потом, как лихо ударит в дверь их, аж стены затрещали! Но никак! И бьет и бьет и колотит и скребет когтями. Тогда и выбьет дверь, да на улицу! В окно ломится, да и в окно не выходит!

Дед да мужик стоят белы, как мертвецы, ни живы, ни мертвы! Чуть ли в не обморок падают! Руки трясутся, ноги подкашиваются, а топор да ружье наготове держат. И так всю ночь, ломилось, стучалось, то на крышу заберется и точит! А дождь все льет и льет! Молния все грохочет! А по утро – тишина, все разом замолчит. Выходить боятся.

До полудня продремали, сонные. А там слышат за окном, конь телегу подкатил, да кучера говор.

Вышли, полдома упало, а их комната цела, чуть стены повело, да все дождь залил. Кругом грязь. Увидели барина своего, да плача к ногам его.

–Ты куда их привез? Разве это та деревня, куда я тебя посылал?

–А то не та! Она же! Как и приказано! – расстроился кучер крестьянин.

–Разве? А дома почему все пустые, да тут никто не живет! – удивился барин, ступая по свежей грязи, – да как лило то тут! И вы тут целую неделю? Ели что? Спали где? С ума что ль сошли? Белок то тут и не видать, смотрю!

–Спали, барин, в том доме, какой упал! Да какой спали-то! Будило нас по ночам лихо, спать не давало, да дом этой ночью развалило! А кормила нас баба, какой вы денег прислали, – рассказали ему все, хотя он и так все знал, от третьего мужичка.

–Какая баба? Никакой бабе я денег не присылал! Показывай её! – его привели к хате, отворили, а там плесень да сырота, вода всю пыль сбила. Все заброшенно!

–Тут была, баба-то! – снял шапку дед и осмотрелся, стол, за которым они обедали, был до ужаса грязен, пол гнилой, в потолке дыры.

–Нет тут никого! Так вот что, хоть бы вам тут и все примерещилось, давайте-ка собирайтесь, телегу пригнали пока одну, позади ещё едет, на ней ваш третий, грузите бревна, и айда от сюда, а я осмотрюсь здесь. Лес где ж нашли? – осмотрел он гнилые бревна и спросил.

–Так баба показала, где рубить, тама, на той стороне нашли, около поляны, – показал мужик.

–Баба говорите? – удивился барин, да и рукой махнул и плюнул на всю эту чертовщину.

И дед мой ни раз историю мне эту рассказывал, знавала я, где эта деревня, она поначалу – пустовала, а потом сюда худой люд начал стекаться. Плохие люди, не хорошие! И названия у неё разные бывали! Сама сюда я не заглядывала, да после такого-то и заглянешь! И та ли это деревня, толком не припомню.

–Надо переночевать, бабань, на улице боязно! – расстроился, мальчик и повел старуху к дому, который выглядел свежее остальных.

Мальчик постучал, но никто не открыл. Тогда сиротка заглянул за угол, и постучал в ставни с большим усердием, долго молотил в них.

Послышался чей-то голос и мальчик видел открывшую дверь пожилую грязную бабу. Мальчик увидел маленькое свиное рыльце, с выпученными глазами, круглые сочные щеки, жир на бедрах и животе, грязная одежда, черные руки и шея, засаленное платье, никогда не стиранное. Видимо, баба жила в достатке и сытости, что жира – хоть отбавляй. Была она боса, черные ногти на ногах и руках, никогда не стриженные – таково достояние нищих людей того времени, неухоженных и грязных, и это достояние никак не укладывалось с комплекцией бабы. Заметил такое отличие и мальчик, и сразу же подумал о еде, водившейся в этом доме. Кем же работал кормилец? Воровал?

–Батюшки, вы чьи такие? – она осмотрела вопросительным взглядом побирающихся по белу свету, – милостыню просите?

–Да, тёть, просим, нам переночевать бы, пусти, бог отблагодарит! – жалостно проговорил сиротка, спустившись на колени.

–Пустите Христа ради! – попросила старуха и поклонилась, – ночь темная, холодно и боязно, нам бы куда, хоть бы в сени, лишь бы под крышу.

–Ну входите, но кормильца дома нет! Воротится по утру! Вижу вы, люди мирские, добрые. Место есть, только вшей не распускайте! Клопы и у нас самих водятся, спасу от них нет! Проходите! – баба проводила в одну из комнат, в которой стояли как бы нары, прикрытые тряпьем и соломой, грубый деревенский стол и лавка, а стену украшали окна со ставнями. Пол – обычная утоптанная земля и глина. Стояла необыкновенная сырая вонь, смешанная с копотью печи и плесенью.

Добра была баба, приветлива, усадила гостей на нары, зажгла лучину, осыпала добрыми словами, а сама ушла готовить поздний ужин для попрошаек.