Рукотворный рай

Поспрашивав у местных о других краях, куда ходят поезда, узнал, что поезд идет через город ***, и проходит мимо яблоневых садов, когда-то посаженных дворянином ***, теперь же принадлежащих советскому народу, откуда их вывозят составами, собирают рабочие дружной семьей.

–Да, вагонами везут их туда вон, – человек махнул рукой, на Москву ль, – раньше было больше! Сейчас-то, пара вагонов всего! Иной раз сыпется прямо сверху, поезд пронесется, можно подобрать, но кислые, кислые яблочки, но хороши-то как! А ты чей есть? С каким краев? И не страшно тебе маленькому по белу свету скитаться? – удивился милый пожилой человек, улыбающийся, но ничего не имевший при себе.

–С энтих, – сиротка сказал откуда он, и в вкратце рассказал о минувших днях.

–А-а, далеко, ну ты езжай в ту сторону, не спутаешь, он там останавливается на станции ***, как сады пойдут вдали, увидишь, яблони они раскидистые, невысокие, и в глубь иди, но смотри не попадись, могут и сторожить их! Хотя уж и сезон прошел, поздно ты, это, сюда приехал. Прощай!

–Спасибо дядь! – отблагодарил мужика сиротка и браво двинулся в путь.

–Бог в помощь! – помахал мил-человек к ответ.

Прислонившись зудящей спиной к холодной стене грузового вагона, мальчик вскоре уснул, очнувшись на *** станции от гудка и грохота составов, сошел и двинулся вдоль посадок, и правда, яблоневых садов. В пути его немного растрясло и продуло сквозняком из щелей, так, что вскоре зашмыгал носом и озяб, от чего сильнее согнулся к земле.

Сады обезлюдели, деревни стояли вдалеке, за садами, дороги пустовали, и сиротка по пути не встретил ни одной живой души. Деревья окружал высокий частокол, а возвращаться назад, да так далеко в то место, где было не огорожено мальчик не захотел, день тем временем склонялся к вечеру.

Маленькие ножки шмыгали по обрюзгшей колее. Таким одиноким он себя почувствовал в этой дали от дома, в этой глуши, что тоске не нашлось уж место в его маленькой душе, он взглянул на небо, которое едва заволокло серыми холодными тучами, и свернул в бурьян, отбросил его руками и приблизился к частоколу.

Частокол издали пугал мальчика больше, чем в полуметре, сиротка схватился за брус и полез наверх, едва сползая вниз, добрался вершины и шатаясь, держа равновесие уселся и осмотрелся.

Глаза его расцвели, он сидел так высоко, что даже сам испугался, но почувствовал себя царем этих садов, полных яблок, как ему казалось, осмелел.

Чуть наклонившись, спрыгнул. Послышался хруст под ногой, которая провалилась в какую-то грубую неглубокую яму, а затем последовала острая боль.

Сиротка закричал от боли, перевернулся на бок и вытащил из ямы ногу, которую пронзил насквозь, да вдоль, острый кол волчьей ямы. Окровавленный конец его торчал почти у самого колена, пронзая плоть, из которой текла свежая кровь.

Когда шок от испуга прошел, нога заныла, а мальчик заливался слезами и кричал, моля о помощи, но никто не откликнулся на его мольбу.

Встать – оказалось пустой затеей, он упал, едва задев торчащий кол о траву, скрючился от боли, а лежать – опасной затеей, тогда перевернувшись на другой бок, чтобы торчащий конец не чиркал о землю, да не цеплялся чего зря, пополз, лишь бы выбраться из проклятого сада, имеющего все претензии стать ему могилой!

Аккуратно перекатился через роковой ров, прощупывал частокол трясущимися пальцами, который через добрый километр дал слабину – в нем оказалась достаточно большая цель из-за упавшего гребня.

–"Не дошел то совсем немного"! – подумал мальчик, – "покушал яблочко".

Запыхавшись, с треском и ужасной болью, едва не потеряв сознание, мальчик втиснулся в щель, стиснув зубы так, что они затрещали не хуже частокола, осторожно продел покалеченную ногу, и вскоре выполз на дорогу, которой не было уже начала и не виделось, к тому же, конца.

После очередного километра, надежда отпала и уставший, да обессиленный сиротка, уткнувшись в холодную землю лицом, уснул, оставив за собой лишь кровавый след, по капле вытекающей крови.

Его сознание в очередной раз поглотила темнота, и сны, в которых он играл роль наблюдателя со стороны, захватили его, унесли куда-то в другие миры. Они избавили его от боли, от той усиленной, но тщетной битвы за жизнь.

Тихие яблоньки также шумели падающими увядающими листьями, а солнце едва рассвело тускло над горизонтом, и скрылось, оставив безжизненного сиротку во тьме.

Конец.