Рукопись, которой не было

Жененок, пошли, пожалуйста, в Баку, 2-я Слободская, 47, кв. 5, Леночке 3 фунта. Это раз, и два, узнай – можно ли в английские медицинские и биологические журналы посылать статьи на немецком языке, с тем чтобы их либо печатали по-немецки, либо переводили за счет редакции или, может быть, за счет гонорара, если английские журналы платят. Эти сведения, я думаю, тебе легко даст Рудин приятель-биолог. Узнай, деточка, поскорей, а то у Максика готов труд по патологии, и он не знает куда его девать, и расстраивается (здесь переводить на английский очень дорого, а он нам очень помог во время Настиной[27] болезни, вот за него и хлопочу).

Мы получили Гаврюшкины карточки[28]. Это прекрасная солидная девушка, мы ею очень довольны, но зачем ты ей сделала нос á la Павел Первый?

Целую всех крепко.

Нина.

P. S. Аббат – очаровательная шляпа. Он мне дал твое письмо, и там действительно нет ничего, кроме легкого подлизывания после продолжительного неписания.

Отец Руди писал из Берлина. Он старался писать только о хорошем, но все равно кое-что о реальной ситуации в Германии проскальзывало. «Твой дядя со всей семьей Вайгертов перебрался в Южную Африку. Они поселились в Кейптауне. Какая решимость!» Или: «Как нам хочется посмотреть на Габи! Увы – согласно новому закону, я могу поменять на фунты только 200 рейхсмарок. Этого не хватит даже на несколько дней. Так что отложим до лучших времен. Наша сноха уже настолько напугана, что утверждает, что она не русская, а украинка. Кое-что рассказали про немецкую Dichterakademie (Литературная академия), и действительно, почти все немецкие писатели – сволочи».

В те времена в английских университетах считалось нормальным, что главные направления были представлены одним профессором (Оксфорд и Кембридж – исключения). Профессором физики в Манчестере был Лоуренс Брэгг, занимавшийся рентгеновской кристаллографией. В 1915 году он и его отец получили Нобелевскую премию «за анализ кристаллической структуры посредством рентгеновского облучения». Когда я с ним познакомилась, ему было слегка за сорок, симпатичный и импозантный мужчина, который напоминал преуспевающего бизнесмена. Брэгг хотел заинтересовать Руди своей темой. Руди пошел на лекцию Брэгга и кратко подытожил свои впечатления: «Блестящий лектор, но мне хочется заниматься чем-то новым. Например, нейтрино».

Нейтрино придумал Паули всего год назад, а имя этой гипотетической частице дал Ферми. По-итальянски нейтрино – «нейтрончик» – звучит ласково, особенно в мягком произношении Ферми. Энрико был под впечатлением от открытия нейтрона Чедвиком в 1932 году.

И действительно, Руди занялся теорией нейтрино. Работал он и с Дираком над теорией позитронов. В 1934 году вышла их статья «Вакуум в дираковской теории положительных электронов». О боже, неужели тогда еще говорили «положительные электроны», а слово «позитроны» не было изобретено? Неужели я такая старая…

Кстати, о Дираке. С первого раза, как только я его встретила, мне сразу стало понятно, что он – гений. По сравнению с ним даже Ландау казался поверхностным. Взгляд Дирака всегда был обращен в себя, даже не в себя, нет, – в какие-то глубины, которые только ему были ведомы. И только они его и интересовали. Впрочем, иногда он вдруг всплывал наружу и произносил нечто неожиданное. Однажды он шел с Руди по Кембриджу. У Руди в кармане плаща лежал почти пустой пузырек с пилюлями от простуды. Пилюли дребезжали, Руди извинился. «Понимаю, – сказал Дирак, – дребезжание достигает максимума, когда пузырек пуст ровно наполовину». Однажды на вечеринке в нашем доме кто-то заметил, что почти у всех физиков Кембриджа в последнее время рождались только девочки, мальчиков было гораздо меньше. Я сказала: «Наверное, что-то такое блуждает в воздухе». «Или в воде», – добавил Дирак после небольшой паузы.