Рука-хлыст

Минут через двадцать ко мне присоединился герр Вальтер Шпигель. Мы сидели на каменной скамье футов шести в длину, с такой же каменной спинкой, украшенной резьбой. Несомненно, старые монахи после отдыха в саду, или занятий винокурением, или долгой работы в часовне приходили сюда, садились на скамью и предавались созерцанию и размышлениям. Я сидел на одном краю скамьи, а Шпигель уселся на другом. Я инстинктивно почувствовал, что он меня вычислил.

Их научные отделы не совершают ошибок. Я испытывал чувство беспокойства. Над моей головой, очевидно, висел какой-то явный знак, что-то вроде подвижного нимба. Иногда мне казалось, что это единственное, чем я полезен таким, как Сатклифф и Мэнстон. Другие мои качества отнюдь не обладают столь притягательной силой.

Он положил ротанговую трость с серебряным набалдашником между нами, деланно вздохнул, а затем зажег длинную черную сигару, которая источала такой запах, словно сотни акров добротной степи оказались охваченными пламенем. Я закурил сигарету.

— Бедный Говард Джонсон сломал руку, — спокойно произнес он.

— Какой неуклюжий.

Шпигель засмеялся. У него было необычное лицо: серое, все в крапинках, точно пемза. На нем был шелковый коричневый костюм и панама, сидевшая на голове очень аккуратно. Он выглядел как обычный берлинский адвокат на отдыхе. Может быть, он и жалел, что это не так.

— Могу я надеятся на честный разговор, мистер Карвер?

— Да, но лишь в том случае, если вы тоже будете говорить прямо и откровенно.

Он кивнул, а затем сказал:

— О, я забыл. Все эти глупости. Я должен был сказать: «мамаша Джамбо». Правильное предисловие, да? Вы уж простите меня.

Я так давно занимаюсь этими делами, что вечно что-то забываю или нахожу все эти формальности излишне утомительными.

— Вам нужно следить за своей речью. Говорите проще.

Он выдохнул дым прямо на рой мошек, и они тут же исчезли.

— Между Москвой и Лондоном, — начал он, — было решено, что эта операция будет осуществляться совместно. Естественно, решение было принято на очень высоком уровне. Где еще могут приниматься такие решения? Ну вот, я говорю честно. Подобное следование разными курсами к общей цели приводит лишь к путанице и, увы, к недоверию. Но я очень счастлив. Почему? Если честно, то потому, что я стар и мне приятно, что молодой, активный человек занимается такой... Как бы это сказать?

— Идиотской работой вполне подходит. Попробуйте.

— Да, идиотской работой. Но не подумайте, что я говорю с пренебрежением. Кроме того, поскольку мне известно, что вы работаете не на какую-то организацию, а частным образом и используете свои особенные способности, естественно, вас волнует аспект вознаграждения.

— Вы говорите о деньгах?

Возможно, он действительно слишком стар для такой деятельности, раз так разглагольствует. А может, просто поглупел от напряжения. Я уже встречал таких. А может, он обогнал меня на милю и собирается сделать вид, будто растянул сухожилие.

Бог его знает. Временами я по-настоящему тосковал по дому и по своей куда более обыденной работе.

— Деньги, ах да Как я говорил, было принято решение о совместной деятельности, и поэтому можно не кривить душой.

Что касается прошлого, то вы уж извините Говарда Джонсона за его неуклюжую стратегию.

— Я прощу ему все, что угодно, за деньги.

— Великолепно!

Шпигель вынул конверт и деликатно положил его рядом с ротанговой тростью.

Я не бросился к конверту. Я мог бы ответить деликатностью на деликатность, но пошла явная ложь. «Мамаша Джамбо». Он почувствует себя круглым дураком, когда его шифровальщики доложат ему о пароле «инспектор». Я решил пока не трогать конверт и сказал.

— А мои инструкции?

— Они остаются совершенно теми же. Мы по-прежнему хотим знать, где сейчас миссис Вадарчи, а вы, vive l'amour[9], связаны с ней самым непосредственным образом. Просто не отставайте от них, вот и все, что требуется. Разумеется, когда я поднимусь с этой скамьи, мы будем вести себя так, будто мы не знакомы. С той лишь разницей, что теперь мы работаем вместе. Я к вашим услугам, а вы — к моим. Будет прекрасно, если этот уникальный пример совместного сотрудничества будет первым из многих и станет развивать и укреплять чувство интернационализма — Постараюсь способствовать этому, — сказал я, взял конверт и открыл его.

Там лежала сотня новеньких, хрустящих пятидолларовых банкнотов. Я тщательно пересчитал их, а он наблюдал за мной до тех пор, пока я не поднял голову и не посмотрел прямо в его холодные агатовые глаза.

— Это ежемесячный гонорар.

— Очень мудро.

Я положил деньги в карман. Теперь, когда мы стали приятелями, я решил испробовать на нем один старый приемчик.

— Если бы там, наверху, доверяли нам чуть больше, они бы имели лучшие результаты. Я уже устал работать в темноте.

Шпигель кивнул:

— Мы находимся на слишком низкой ступени пирамиды, чтобы они доверяли нам. Каким бы делом я ни занимался, я никогда не знал всей правды, мне давали крошечное количество информации, скажем, процентов пять. Мы как ломовые лошади — тащим вперед повозку, но на глазах у нас шоры, и мы видим лишь одну дорогу.