Руина, Мазепа, Мазепинцы

приниматься за врагов>. И он при этом подморгнул на старшин. Те, заметивши, что паны хотят говорить между собою втайне, стали

отдаляться, но Мазепа кивнул им, показывая знак, чтоб они

оставались, и отвечал Меншикову как будто на ухо, но так, чтобы

другие слышали: <Не пора>.

<Не может быть лучшей поры, как ныне, когда здесь сам есть

царское величество с главною своею армией>, - сказал Меншиков.

Мазепа возразил:

<Опасно будет не сконча едноей войны с неприятелем, другую

начинать внутреннюю>.

<Их ли, врагов, опасаться и щадить! - сказал светлейший. -

Какая с них польза его царскому величеству? Прямо ты верен

царскому величеству; но надобно тебе знамение твоей верности

явить и память по себе в вечные роды оставить, чтоб и впредь

будущие государи ведали и имя твое блажили, что един такой

был верный гетман Иван Степанович Мазепа, который такую

пользу государству Российскому учинил>.

В это время царь встал с своего места, с тем чтобы уехать, и разговор гетмана с Меншиковым прервался неоконченным.

Проводивши высоких гостей, Мазепа воротился к старшинам

и спрашивал: <Слышали?>

Те отвечали, что слышали.

<Вот всегда, - сказал Мазепа, - мне ту песенку поют, и на

Москве, и на всяком месте! Не допусти им токмо, Боже, исполнить

то, что думают!>

Слова, произнесенные Меншиковым, если бы даже и могли

быть слышаны старшинами, не были бы вполне понятны, а потому

Мазепа мог объяснять их смысл, как хотел, и объяснения его

поразили всех страхом. Дело шло о переменах в козацком строе

управления Гетманщины; к этому действительно стремился Петр, хотевший переделать все свое государство на новый лад. Царь до сих пор

не трогал малороссийских порядков только из уважения к советам

Мазепы, который находил несвоевременным касаться в этом

отношении Гетманщины, хотя в принципе всегда заявлял перед царем

одобрение его преобразовательным планам, чем и поддерживал к

себе расположение Петра. Меншиков, конечно, был и прежде

свидетелем царских бесед с гетманом и теперь, находясь под шумком, делал на это намеки сообразно известной пословице: <Что у трезвого

на уме, то у пьяного на языке>. Старшины и полковники, услышавши от своего гетмана объяснение слов Меншикова, разразились

жалобами. <Козаки, - вопияли они, - служат царю без всякой

противности, верным и послушливым сердцем; козаки своими

572

оброками (на свой счет) совершают далекие походы в Инфлянтах

(в Лифляндии) и в Польше, и в Литве, и в донских городах, и в

Казанском государстве; козаки погибают и умаляются, а за все их

службы - и за прежние в турецкой войне, и за последние в

теперешней войне - не только нет им милости, а еще ругают их и

унижают, говорят, что от нас дела нет никакого, верная служба наша

в полушку не ставится и, наконец, промышляют о нашей погибели>.

В это время получено было новое цифрованное письмо от кня-

гийи Дольской. На этот раз она не писала уже о короле Станиславе, не делала намеков, которые можно было понимать как приглашения

к измене. Она, как будто послушавшись Ивана Степановича, совершенно оставила прежнего рода корреспонденцию, - теперь она

только по дружбе к нему предостерегла его насчет Меншикова. Она

писала, что была где-то у кого-то восприемницей вместе с Борисом

Петровичем Шереметевым, и на крестинах, сидя за столом между

Шереметевым и генералом Реном, отозвалась с похвалой о гетмане

Мазепе. Генерал Рен отозвался о нем также с похвалою и сказал: <Жаль этого доброго и умного Ивана! Он, бедный, не знает, что

князь Александр Данилович яму под ним роет и хочет, его отставя, сам стать в Украине гетманом>. Княгиня с удивлением обратилась

к Борису Петровичу Шереметеву и спрашивала, правда ли это.

Шереметев отвечал утвердительно. <Отчего же никто из добрых

приятелей не предостережет его?> - сказала княгиня. <Невозможно, -

отвечал Шереметев, - мы сами много терпим да молчать

принуждены!> Вот какой разговор сообщался в цифрованном письме, и

Орлик прочитал это письмо вслух, по приказанию гетмана.

Тогда Мазепа сказал: <Я сам хорошо знаю, что они замышляют

надо мной и над всеми вами: хотят меня уконтентовать княжением

Римского государства, всю старшину искоренить, городы наши

отобрать под свою область, поставив в них своих воевод или

губернаторов, а когда бы наши воспротивились, то за Волгу всех их

перегнать, а Украину своими людьми осадить (заселить). Не треба о

том много говорить: сами вы слыхали, как князь Александр

Данилович в квартире моей в Киеве во время бытности царского

величества говорил мне на ухо: пора ныне за тех врагов приниматься! И

в другой раз князь Александр Данилович просил себе у царя

княжения Черниговского: через него он стелет себе путь до гетманства>.

При существовавшей досаде гетмана против Меншикова

письмо княгини Дольской подливало, как говорится, масла в огонь.

Гетман припомнил тут все, чем был недоволен на Меншикова, и

сказал: <Господи! освободи мене от их панованя!>

Он приказал Орлику написать княгине Дольской ответ с

благодарностью за дружбу и предостережение.

Между тем в течение 1706 года на Западе совершались события, сделавшие крутой поворот Северной войны в пользу шведской сто-

573