Рубикон. Триумф и трагедия Римской республики

Стоит ли удивляться тому, что провинциальная аристократия, способствуя амбициям своих сыновей, в то же время и слегка опасалась их. Послать наследника в Рим значило предпринять осознанный риск. Молодые люди становились легкой добычей для денежных акул. Предусмотрительный отец в таком случае пытался найти в столице покровителя и наставника, который мог не только указать его сыну путь в лабиринтах Республики, но и защитить его от многих городских соблазнов. Добиться наилучшего покровительства было особенно важно представителям семей, никогда не занимавших в Риме ответственных должностей. И поэтому, когда банкир Целий Руф сумел обеспечить своему сыну благосклонность не только Красса, но и Цицерона, младший Целий немедленно обрел великолепные перспективы. Что в свой черед — по иронии судьбы — обеспечило ему и крупный кредит. Являвшихся к нему ростовщиков Целий встречал с распростертыми руками. Симпатичный, остроумный и склонный к авантюрам молодой человек скоро зажил не по средствам. Он был слишком честолюбив, чтобы пренебрегать собственным образованием, однако, занимаясь науками под присмотром обоих опекунов, одновременно приобрел репутацию одного из трех лучших танцоров Рима. Перед ним открывался новый круг общения, с которым Цицерон предпочитал не иметь ничего общего. И становясь непременной фигурой на партийной сцене, Целий начал подпадать под обаяние новых знакомств и в особенности пользовавшегося дурной репутацией патриция Луция Сергия Катилины.

Среди патрициев не один Цезарь строил свою карьеру на мотовстве, как и не был он единственным аристократом, не расстраивавшимся из-за наготы стен своего атриума. Прадед Катилины был прославленным героем войны, с железным протезом вместо руки сражавшимся с Ганнибалом, однако в политическом отношении предки Катилины являли собой сплошное недоразумение. И все же, несмотря на то, что в семье не было консула на протяжении четырехсот лет, патрицианское положение Катилины давало ему определенные возможности. Он мог, например, держаться на равной ноге с таким известным снобом, как Катул. Дружба их в подлинном смысле слова была скреплена кровью. В мрачные дни проскрипций Катилина помог Катулу наказать убийцу своего отца. Несчастного прогнали кнутами по улицам к гробнице отца Катула, перебили палками его кости, изувечили лицо и только потом обезглавили, избавив от мук. С точки зрения Катула, подобная дикость являлась мрачным проявлением сыновнего благочестия, кровавой жертвой не упокоившейся с миром душе отца. У Катилины не было подобного оправдания. После убийства он пронес отрубленную — и возможно, еще ощущающую — голову по улицам Рима. Поступок этот сочли отвратительным даже по меркам гражданской войны. Обвинения в убийстве, не говоря уже о святотатстве и адюльтере, хотя ни одно из них не было доказано в суде, досаждали Катилине весь последний период его карьеры. Однако зловещая репутация не всегда служила для него препятствием: в более беспутных и низкосортных кругах вкупе со стилем и доступностью она придавала его фигуре некое грозное обаяние — «Основой обаяния своего он был обращен к молодежи».[153] Тем не менее, придавая Катилине известный вес, репутация эта также служила ему тактической препоной. Как долго мог Катилина продолжать свою деятельность, не пробуждая враждебности в таких союзниках, как Катул, не говоря уже о сенаторах, большинство которых не доверяло ему?

Пытаясь разрешить сию квадратуру круга, он обратился за помощью к Крассу — во всяком случае, так говорили сплетники от политики. Впрочем, нельзя испытывать уверенности в этом. Красе, как всегда, проводил собственные маневры под покровом тьмы. Не сомневаться можно лишь в одном: в 60-х годах до Р.Х. Красе пребывал в состоянии тревоги. Перед ним вновь возникла перспектива оказаться задвинутым на второй план Помпеем. Старый соперник не только должен был вот-вот возвратиться во главе закаленного походами войска, он должен был привезти с собой несметные богатства, и Красе впервые в своей политической карьере оказался перед угрозой потерять положение самого богатого человека в Риме. Не стоит удивляться тому, что он отчаянно стремился расширить область своей поддержки. Катилина, при его огромных амбициях и еще более огромных долгах, безусловно, казался ему достойным ставки.