Рубежник

– Эта… десяток построен, товарищ лейтенант, значится, – степенно произнес мужик лет тридцати на вид, занимая своё место в начале кривого и косого строя. Бородатый. Подстриженный “под горшок”. В домотканной рубахе с завязками на вороте, и сделанных из такой же ткани штанах. Остальные “бойцы” были не лучше – разве что у кого-то на лице не было лишней растительности, а кто-то в ней едва ли не утопал. За их спинами в свете лампы просматривались простые деревянные нары, тумбы, личные вещмешки типа сидор обыкновенный и… луки. В рост человека практически и такой толщины, что я сначала принял их за слегка изогнутые древки копий без наконечников – и только потом заметил аккуратно подвязанные тетивы.

– Вольно, – с ощутимым сомнением разрешил Фомоза: не сказать, чтобы подчиненные до того стояли по “смирно”. Впрочем то, что приказ был отдан зря, он понял сразу: сразу трое крестьян попросту покинули свои места, один сразу завалился на нары, другие достали из-под двухярусных кроватей низенькие табуретки. И только тогда с непониманием уставились на товарищей, подающих неправильно понявшим офицера знаки: мол, вернитесь. Замком заставы открыл было рот… закрыл. Снова открыл. И только после этого произнес: – Стажёр Арн теперь в составе вашего десятка. На этом всё.

Мы проводили взглядами командира, дружно поморщились от резкого хлопка дверью, потом уставились друг на друга.

– Тебя Арном кличут, старшой сказал? – полувопросительно переспросил меня тот самый бородатый тип, что отчитывался перед Фомозой. – А я, значит, Филин. Будем знакомы, Огонёк.

– Огонёк? – переспросил я, окончательно сбитый с толку.

– Ну да, “арн” же по-человечьи значит “болотный огонёк”. Ну, так гнилушки, бывает, на болоте в темноте светятся… а когда и не гнилушки, значится.

Ну спасибо тебе еще раз, папочка – теперь уже за имя. Даже тут нагадил!

– Сталбыть, мниться мне, что “Болотным” тебе быть не хочется, лучше будет “Огонёк”, – всё так же размеренно закончил свои умозаключения Филин. Ему, кстати, имя-прозвище действительно очень подходило. – А теперь, раз мы чин-чином представились, расскажи, мил человек, что ты умеешь да могёшь. Раз старшой сказал нам вместе службу служить, первое дело это.

Ну, эти хотя бы с ходу не лезут “учить жизни”... хотя я уже вообще не понимаю, что происходит на заставе. Ладно, наёмники – это-то кто? По виду сервы сервами, и говор ещё этот…

– Маг Жизни я. Могу лечить, могу на копьё тварей насаживать, – устало представился и неожиданно сам для себя попросил: – Только копьё с вещами так и валяется на площади у ворот, где их бросили. Помогите мне их донести. Пожалуйста.

– Так отчего не помочь, если хороший человек со всем вежеством просит. Верно я говорю, дружи? – окинул взглядом своих людей Филин. – А ты прямо взаправдашиний колдун, как есть?

Бож-же...

Глава 5-2

* * *

— Репей, гля! Курица!

– А ну грабки свои убрал от колдунской птицы, балда!

— Чё, правда, колдунской?

– Если это Огонька курица, то чья она, по-твоему?

— Тю-у… – разочарованно, – и зачем она ему?

– То заскок, колдунский, — авторитетным тоном “объяснил” Баюн.

— За-скок? – изрядно озадачился соплеменник лучника.

— У каждого колдуна должен быть заскок, -- нравоучительно просветил тёмного сослуживца Баюн. – Какой же колдун-то – и без заскока? Только одни людёв потрошат, что ты оленей, другие жгут всё подряд, али ещё какую гадость делают, а наш – курицу ис-сле-ду-ет.

– Во-от оно как… – уважительно протянул рядовой.

Я только беззвучно вздохнул, убрал руки и кивнул своему пациенту:

– Отпускай.

– БВЭУМММ! – пропела тетива чистую низкую ноту, а тяжёлая стрела, расколов доску опалубки, едва ли не на треть вошла в стену.

– И правда легче стало, – с некоторым удивлением оповестил меня Косточка, сжимая и разжимая кулак в половину моей головы размером. Имя-прозвище приклеилось к нему в юности, когда он, по собственным словам, был “костлявым да мослатым”.

– Погоди, – остановил я одного из двух снайперов десятка. – Я не сделал ещё ничего. Только диагностику, тьфу, проверку провел.

Соплеменники Филина, помимо всего прочего, могли похвастаться весьма затейливым словарным запасом, но термины вроде “диагностика”, “анализ” и прочие им были незнакомы. Что стрелков нимало не смущало, но неимоверно растягивало любой разговор, поскольку собеседники начинали сначала дотошно выяснять значение термина, а потом повторять его, добиваясь запоминания и правильного произношения. Забавные ребята… чего я, каюсь, мог бы и не заметить, если бы не разговор про имена. Архаичный язык, степенные манеры и деревенская обстоятельность могли обмануть – но только не тогда, когда тебе с ходу предлагают перевод основательно забытых другими слов.

– А мне легче стало, – упрямо склонив голову, повторил Костяшка.

– Это потому, что я твои мышцы своей магией подпитывал, – объяснил я. – А делал это, чтобы выяснить, в чём проблема. И выяснил.

– Сможешь вылечить? – угрюмо переспросил меня мужик.