Рубежи

— Наши курсанты патрулировали, — ответил Маслиев.

— Непорядочно! — воскликнул Борисов. Он из Николаева. Горячий, неуемный. Яхтсмен и классный боксер. Немного трепач. Часто врезался в разговор не по существу, чтобы рассказать какую-нибудь историю из своего бурного боксерского прошлого или о друзьях-приятелях из яхт-клуба. Маслиев, как-то наслушавшись его баек, кисло улыбнулся и высказал сомнение. Борисов обиделся, на другой день раздобыл боксерские перчатки, притащил их в класс и сказал Маслиеву:

— Давай, кто кого?

Маслиев двумя пальчиками приподнял перчатки за шнурки, которыми они были связаны, поглядел на них брезгливо и бросил на стол. Демонстративно отряхнул ладони и заявил:

— Нет! Эта интеллектуальная игра не по мне!

Сейчас Борисов возмутился, защищая лейтенанта:

— Свои забрали! Это же ни в какие ворота не лезет!

Маслиев спокойно возразил:

— Выбрали из двух зол меньшее.

— Что-то не дошло.

— Дойдет. Его мог прихватить другой патруль, документики-то проверяют, граница рядом. И в комендатуру. А наши без лишнего шума сдали начальнику курсов. Это и есть меньшее зло. Дошло?

Попасть в комендатуру — серьезное ЧП. Но и наш начальник, полковой комиссар Скрипник, не сахар. Суров и требователен, разгильдяйства и нарушений не терпел. Но при всей суровости никогда не позволял свершиться несправедливости и, по-моему, в душе был добрым человеком. Запомнился майский праздник. Устроили торжественный обед. Повара постарались на совесть, даже белого хлеба выдали по ломтю. Начальник разрешил каждому курсанту по стакану вина. Но и на этом чудеса не кончились. Сам полковой комиссар пришел на обед, провозгласил тост за успехи и первым опорожнил свой стакан. И это не все! Когда выпили и плотно пообедали, комиссар сказал:

— Разрешаю курить!

В столовой? Курить? У нас в полку за это на губу сажали…

Рязанцев прислушался — в небе гудел самолет. Насторожился: судя по звуку, самолет был немецкий. У него гул надрывный, на высокой ноте.

— Сейчас наши пойдут, — задумчиво проговорил Маслиев.

Действительно, в небе послышалось басовитое рокотание наших «ястребков». Сейчас разыграется знакомая картина: наши истребители догонят немецкий самолет-нарушитель, пристроятся к нему с боков и заставят повернуть обратно, к границе. Когда нарушитель улетит восвояси, истребители, сделав круг над городом, уйдут на свой аэродром. Бывало и по-другому. Завидев наш воздушный патруль, германский летчик круто разворачивался, избегая нежелательной встречи.

Никто из нас не строил иллюзий. За каким бы пактом фашисты ни прятались, а к войне готовились усиленно. Это по всему было видно. Да и политруки на политзанятиях утверждали: пакт о ненападении — лишь отсрочка во времени. Иное дело — когда она кончится. А что кончится рано или поздно, никто не сомневался.

В Белостоке становилось все беспокойнее. Курсантов стали поднимать по тревоге, усаживали на грузовики и везли на какую-нибудь, чаще окраинную улицу. Оцепляли и проверяли несколько домов, заглядывали во все закоулочки. Иногда тревоги оказывались ложными, но нередко прочесы кончались стрельбой, и кто-то попадался в наши руки. Штаб армии неизменно притягивал к себе немецких разведчиков.

Разные слухи долетали до наших тихих классов. На курсах работали вольнонаемные, которые жили в городе. Они и несли к нам всякие были и небылицы. Слухи ползли лавиной, много в них было вздорного, придуманного, но попадались и отголоски настоящих событий. А попробуй, отличи, где правда, а где ложь. Кому-то выгодно было сеять эти слухи, особенно среди гражданского населения.

3

В субботу на вечерней поверке старшина объявил, что утром состоится поход в гарнизонный Дом Красной Армии. Форма одежды — выходная. Парадной тогда еще не было. Просто выдавалась вторая пара обмундирования, которую одевали по праздникам и в воскресные дни. Ее всегда держали в аккурате, с заранее подшитым белым подворотничком. Рабочая пара была застирана добела, на спине гимнастерки прочно обжились проплешины от соли. И по-пластунски ползали до седьмого пота, и марш-броски совершали с полной боевой выкладкой. Да мало ли чего приходилось нам делать тяжелого!

С вечера я переложил документы в карман новой гимнастерки. После отбоя заснул сразу и даже снов не видел. Впереди выходной день и радостное событие — в Дом Красной Армии всегда шли с удовольствием. Случались там нечаянные встречи. Приходили солдаты из разных частей, смотришь — ба, знакомое лицо! Да ведь это же земляк из Карабаша!

В Доме и кино показывали, и концерты устраивали. Приезжали иногда писатели и артисты. Запомнилась встреча с Виктором Финком. Его произведений я тогда не читал, уже позднее открыл как писателя, но он побывал в Испании, когда там гремела война, и рассказывал об этом очень интересно. Слушали его не шелохнувшись. А Маслиев и Рязанцев пробрались за кулисы и познакомились с Финком. Повод у них нашелся. Маслиев когда-то дружил с поэтом Федором Фоломиным, вот и попросил передать ему привет.