Ртуть

Кингфишер подошел к верстаку. Доспехов на нем уже не было. Он снова был одет в простую свободную черную рубашку и черные штаны. На его шее висела серебряная цепочка — та самая, которую он одолжил мне, когда я умирала, — она поблескивала, привлекая мое внимание. Я изо всех сил старалась не отшатываться, когда он приблизился, но он был огромен. Он возвышался надо мной, занимая так много места, вторгаясь в мое личное пространство, заслоняя проклятый свет. Он был всем, что я могла видеть. Всем, что я могла чувствовать. Он был холодным утренним воздухом, и дымом, и свежей землей, и тысячей других сложных запахов, которым я даже не знала названия.

Оскалив клыки, он наклонился так близко, что кончики наших носов разделял едва ли дюйм. И он прорычал:

— В ад.

Я не могла дышать. Не могла думать. Он был так близко. Такой злой. Казалось, он был на грани срыва, и его удерживала лишь тонкая нить.

Ни с того ни с сего его самообладание вернулось, а клыки исчезли.

— Молись, чтобы тебе никогда не пришлось испытать это на собственном опыте, человек, — прошептал он. — Протяни руку.

— Протянуть…?

— Да, протяни руку.

Находясь так близко, он мог сам взять мою руку, если бы захотел. Он мог разорвать меня на части, и я ничего не смогла бы с этим поделать. Онемевшая и дрожащая, я протянула руку, от всего сердца молясь, чтобы он не начал ломать мне пальцы за то, что я его расстроила. Что-то прохладное и гладкое коснулось моей ладони. Кингфишер сжал мой кулак, а затем крепко обхватил его своими ладонями, покрытыми татуировками. Сначала я ничего не почувствовала. Я слишком остро ощущала его близость и дикую гамму различных запахов, которые исходили от него и обрушивались на меня.

Древесина, кожа, специи, какая-то зелень, слабый мускус и…

— Ой.

Кингфишер прищурился.

— Что?

— Ой! Больно! — Я попыталась высвободить руку, но хватка Кингфишера только усилилась. Он не отпускал меня, сжимая мою руку все крепче и крепче, и ощущение жжения в центре моей ладони стало по-настоящему жгучим. — Кингфишер, — сказала я предупреждающим тоном. Он не отпустил меня, а только стоял, глядя на меня сверху вниз, наблюдая за мной, металлические нити ртути дико перемещались в его правом глазу. — Фишер, что ты делаешь?

— Скажи мне, что ты чувствуешь, — потребовал он.

— Мне больно, вот что я чувствую! — воскликнула я, теперь уже по-настоящему дергая руку. Я тянула и дергала, вкладывая в это движение все свои силы, отчаянно пытаясь освободиться, но Кингфишер держал крепко.

— Горячее? Холодное? Острое? Мягкое?

— Холодное! Оно холодное! Обжигает, настолько холодное! — Это не имело смысла, но было правдой. Лед проникал внутрь меня, просачиваясь до костей. — Больно! Отпусти, Фишер! Пожалуйста! Останови это!

— Ты сделаешь так, чтобы это прекратилось, — приказал он.

— Я не могу! Не могу!

В его глазах мелькнула решимость.

— Можешь.

— Отпусти!

— Ты хочешь доказать, что я прав, да? Ты слабая? Ты человек, значит, ты слабая, бесполезная и жалкая? И это все?

— ФИШЕР!

Он развернул нас так, что я оказалась спиной к верстаку. Я почувствовала, как деревянный край впился мне в поясницу, но это давление было ничем по сравнению с тем ужасным клубком боли, который он зажал между нашими руками.

— Прислушайся, — приказал он.

— Что? — В его словах не было никакого смысла.

Кингфишер убрал одну руку, но это ничего не изменило — ему хватало одной руки, чтобы удерживать обе мои. Свободной рукой он крепко взял меня за подбородок, заставляя замереть. Смотреть на него.

— Прислушайся, — повторил он. — Что оно говорит?

— Оно говорит, что ты — злой кусок дерьма, — выдавила я из себя.

Он никак не отреагировал на это.

— Чем скорее ты сделаешь то, что я говорю, тем скорее все это закончится, человек.

Я изо всех сил сжала зубы.

— Иди ты на хрен…

— Ну вот, опять ты за свое. Голодная, разгоряченная сучка, умоляющая, чтобы ее трахнули… — дразнил он.

— Отпусти. Меня!

— СЛУУУШАААЙ!!! — От рева Кингфишера я перестала дышать. Свет тоже исчез. Вся кузница в одно мгновение стала черной как смоль, а боль в руке, поднимаясь вверх, превратилась в бикфордов шнур. — Есть ты, есть боль. Больше ничего, — прошептал он. — Иди за ней. Пройди сквозь нее. Позволь ей проникнуть в тебя.

Это было жестоко. Это была пытка. Я горела заживо. Он собирался убить меня.

— Я не могу, — всхлипывала я.

— Можешь. Покажи мне, что я ошибаюсь. Покажи мне, что ты сильнее, чем я думаю.

Из всего, что он мне говорил, именно эти слова задели меня. Я судорожно вдохнула и попыталась успокоить свой разум. Гудящая, пульсирующая, паникующая, отчаявшаяся часть меня успокоилась на крошечное мгновение. Бесконечно малая часть. Это заставило боль утихнуть на секунду — недостаточно долго, чтобы принести реальное облегчение, но достаточно, чтобы услышать.

Голос.

Миллион голосов.

Аннорат мор!

Аннорат мор!

Аннорат мор!

Звук был оглушительным. Я закричала, тряся головой, пытаясь избавиться от него, но он проникал во все уголки моего сознания, поглощая меня, уничтожая каждое воспоминание, каждую мысль, каждое чувство…