– Едет! Несет нелегкая! Чтоб хоть седьмицу еще помедлил!.. Тогда б – милости просим! Уж все дело сварганено! А теперь ни то ни се!.. Эх, черт! – сердито ворчал князь Фома Фомич, расхаживая, что зверь по клетке, по своей опочивальне.
Голова Елизара Марковича просунулась в дверь.
– Князь Алексей Фомич прибыл! – сказал ключник.
– Пошел к лешему на рога вместе со своим Алексеем Фомичом! И так знаю, что легок бес на помине, так и сынок мой! – гаркнул старик и затопал ногами.
Елизар Маркович скрылся, а через минуту дверь широко распахнулась, и в комнату вбежал Алексей Фомич.
– Здравствуй, батюшка милый, – воскликнул он, бросаясь обнимать отца.
– Чего ты, словно пес с цепи сорвавшийся, кидаешься? Ишь, измял всего! И ласки-то какие-то дурацкие! Ну, скажи: здравствуй, батюшка! Подойди поцелуй руку, а то на! На шею вешается, чуть не хнычет, как баба! – проговорил старик, отстраняясь от сына.
Алексей смутился, опустил руки и пробормотал:
– С радости я.
– Ну, велика радость! Не десяток годов не виделись.
– Все же времени немало…
Старик не отвечал и молча шагал по комнате.
– Как невестушка моя здравствует? – спросил молодой князь, радостное настроение которого как рукой сняло.
– Какая невестушка? – будто не понял старик.
– Да Аленуш… Да Алена Лукьянична… Как же какая?
– А! Здорова, ничего себе.
– К Шестуновым, отдохнув малость, съезжу.
– И незачем совсем.
– Как так?
– Так. А то поезжай, погляди, как тебя там примут, хе-хе!
Молодой князь так и встрепенулся:
– Господи! Серчают они на меня, что ль?
– Серчать не серчают, а только ведь им с тобою не пиво варить.
Алексей удивленно посмотрел на отца:
– Да ведь я – жених их дочки, кажись.
– Ну-ну!.. – с сомнением процедил старый князь.
– Ась? – промолвил Алексей Фомич и насторожился.
– Э! Чего тянуть! Надобно разом кончать! Совсем ты ей не жених…
– Батюшка! Что ты! – вскричал Алексей.
Отец не обратил внимания на этот полный отчаяния возглас сына и продолжал:
– Другой жених лучше тебя выискался.
– Кто?
– Я!
Алексей отступил на шаг:
– Зачем, отец, шутки шутить?
– И не до шуток мне. Я женюсь на Аленушке.
Молодой князь тяжело опустился на скамью.
– И она доброй волей идет за тебя? – пробормотал он.
– И даже очень по доброй воле! Тоже ведь рассчитала, что лучше быть всего богатства моего хозяйкой, чем быть твоею женой да из рук свекровых смотреть. Она – девка умная, хе-хе!
Сын вдруг поднялся с лавки.
– Не верю! – вскричал он.
– Гмм… – пожал плечами старик, – поди спроси ее хоть сам, коли сумеешь повидаться.
– И спрошу, и спрошу! Быть того не может, чтоб она за старика такого своей охотой шла, чтоб променяла на деньги!.. А тебе, старому, стыд и срам на девице молодой такой жениться! Да! В деды ей ты годен.
– Алексей! – грозно крикнул отец.
– Ладно! Не кричи! Не больно и я труслив! – воскликнул, сверкнув глазами, Алексей Фомич и выбежал из комнаты.
– Ишь, взбесился! Что белены объелся!.. Ну да ничего! Обойдется, – проворчал старик и крикнул холопам: – Эй, кто там! Одеваться давай! Да коня седлайте! В Шестуновское еду!
В это время Алексей Фомич уже скакал сломя голову к усадьбе Луки Максимовича.
Между тем, пока князь Алексей Фомич беседовал с отцом, в шестуновской усадьбе произошло следующее.
– Поди-ка ко мне, Аленушка, потолкуем малость с тобой, – сказала Марфа Сидоровна дочери.
– О чем, матушка? – подходя к ней, спросила та.
– А вот сейчас узнаешь… Пойдем сядем…
– Знаешь ли, милая ты моя, – начала боярыня, когда она и дочь уселись на лавочке, – в иную пору такое бывает в жизни нашей человечьей, что просто хоть беги к реке да топись – кажись, жить моченьки нет, а смотришь, прошел годик-другой, и все повернется как лучше не надо, и печаль былая в радости обернется… Потому, какая бы печаль ни была, никогда отчаиваться не след, а нужно на волю Божью положиться – Господь Бог устроит все по воле Своей. А отчаянье – грех великий, об этом и в Писании Святом есть…
Такой приступ матери не обещал ничего доброго, и Аленушка с тревогой спросила:
– А что случилось, матушка?