Розы и тернии

– Чай, перекусить чем Бог послал не откажешься, Митродора Силовна?

– Ой, уволь, матушка, уволь! Сытехонька! Так разве вот испить чего…

– Обожди малость…

Боярыня кликнула холопку.

Скоро хозяйка и гостья уже сидели за столом, на котором виднелись всякие печенья, соленья и варенья начиная от хребта соленой рыбицы и кончая грибками такими мелкими и нежными, что их больше раза не укусишь, а положишь в рот – кажись, сами тают. Испить тоже было чего вдосталь.

– Ах, и зачем это, матушка боярыня! Ну, дала бы испить водицы и делу конец, а ты, вон, стол весь снедями заставила… И где мне, вдовице бедной, всего этого и упробовать? – говорила гостья.

Однако, несмотря на такое заявление, Митродора Силовна работала челюстями так, что даже и гостеприимная Марфа Сидоровна с легким неудовольствием подумала: «Ишь, жрет-то! И куда лезет ей! Что в прорву!».

Наконец гостья отвела душу едой и питьем в достаточной степени. Тогда пошли разговоры.

– Ты бы еще кусочек?

– Нет уж, уволь! И то только, чтобы тебя не обидеть, через силу ела… Вот разве ма-а-хонький грибишко возьму и больше ни-ни!.. Приехала это я сегодня к Софье Григорьевне, – говорила, пережевывая гриб, Митродора Силовна, – а она мне и говорит с печалью такой: «Совсем это я от людей отбилась! Никуда-то ездить урваться не могу, со всеми товарками разошлась… Вот хоть бы Шестунова Марфа Сидоровна, сколько лет с нею дружбу водила, а теперь который год не видались… Даже и здорова ль она, голубушка, не знаю»… И – хочешь верь, хочешь не верь – даже всплакнула она тут…

– Всплакнула? Ах, болезная! – умилилась Марфа Сидоровна.

– Истинно, матушка! Поискать подруг-то таких! Ноне какие подруги-то? Слава одна! Друга съесть хотят. Меня, знаешь ли, к худу или благу, Господь сердцем таким наградил, что не могу горестей людских видеть. Так внутри и заколотится: «Чем бы помочь? Чем бы помочь?».

– Добрая женщина! Бог тебе воздаст за то!

Митродора Силовна скромно опустила глаза.

– Сердце такое, что с ним поделаешь? Вот и тут тоже. Увидела я слезы эти, сама не своя стала – веришь, самой плакать захотелось. Я и говорю Софье-то Григорьевне: дай съезжу я к знакомке твоей, поклон от тебя передам, о житье-бытье твоем потолкую и о ейном расспрошу. Она на меня так и вскинулась от радости: «Съезди, съезди, милая! Успокой мое сердце! Поклон ей низкий-низкий от меня передай, скажи, что урву часок – беспременно к ней загляну»… Ну, вот я и приехала.

– Спасибо! Вот спасибо! Разуважила! – с чувством проговорила боярыня. – Признаться, и я страсть скучаю по Софье Григорьевне, – на деле Марфа Сидоровна очень редко о ней вспоминала, – иной раз тоже слезы прольешь! – Боярыня усиленно заморгала глазами.

– Забота теперь у Софьи Григорьевны…

– Какая?

– Да сынок куда как возрастен… Пора женить.

– Ну что ж! За невестами в Москве дело не стало. Павел-то – парень хороший, каких мало, что сокол. Кабы не он с приятелем – не бывать бы в живых теперь ни моей дочке, ни племяннице. Слышала, чай? Испужалась я тогда до страсти! Такая напасть!.. А кто виноват? Все их девичье непослушанье…

– Слышала, как не слыхать! – перебила боярыню гостья и тотчас же свела разговор на прежнее: – Ты вот говоришь: легко найти невесту. Нет, не легко! Потому, какие ноне невесты? Посмотришь, посмотришь – и руками разведешь. Ни тебе оне жены послушные будут, ни тебе работницы… Озорницы все да лентяйки… Такими-то, правда, хоть пруд пруди. Да нешто таких надобно? Нет, добрую невесту куда не легко найти!

Марфа Сидоровна сочувственно покачала головой. Потом приняла грустный вид:

– Ах, ноне не токмо с невестами беда, а и с женихами тож!.. Пьяница на пьянице, озорник на озорнике. Как подумаешь, что у меня в доме две девицы в поре и надо замуж их скоро выдавать – инда кровью сердце обливается.

– Две у тебя?.. Да, слыхала от Софьи Григорьевны – дочка да племянница… Красотки, говорят?

– Ну, какие красотки! Так – не дурнушки…

– Толкуй, толкуй! Которая из них постарше будет?

– Дуня, племянница мужняя…

– Сирота она, кажись?

– Да.

– Бедная! Кто ноне сироту возьмет? Народ-то нежалостный, все свою выгоду наблюдает, как бы приданого побольше, тестя породовитей…

– Ну, Дуня хоть и сирота, да не бесприданница…

– И велико приданое?

– Не мало. Тихон Максимыч, царство ему небесное, позаботился о своей дочке.

– Давно отец ейный помер?

– Не так чтобы очень.

– Сколько годков-то?

– Да вот с Успенья осмнадцатый пойдет.

– Да, на возврасте девица… Гмм, гмм… Чтоб тебе ее сосватать с Павлушей-то?

Марфа Сидоровна зорко взглянула на гостью. «Эге, матушка! Вон куда ты!» – подумала она.

– Что ж! Это можно б. Так ведь не нам же сватов с свахами засылать.

– Вестимо, вестимо! Это уж, как водится, с жениховой стороны надо. Да он, может, и не прочь прислать.

– Пришлет, тогда и потолкуем.

– Боязно, знаешь…

– Чего? Волков не боялся, а тут побоится, что ль?

– Да, ведь нешто он тут? Он ни при чем. Родителев это-то дело.

– Так-то оно так… Да им-то чего бояться?

– А как поворот от ворот? Ненадобен, мол. Тогда что? Сором!

– Ну, этому не бывать!

– Ой ли? – радостно вскричала Митродора Силовна.

– Чего ты так обрадовалась?