— Так вот, Наденька, не надо мяться и не надо жеманиться, назовите, сколько вы предполагаете, и покончим с этим делом.
— Я не знаю, — повторяет девушка. — Вы уж сами положите…
— Нет, нет, — отказывается мама. — Я не хочу, чтобы потом были какие-то обиды. Вы назовите цену, а я скажу, подходит мне это или нет.
— Я правда не знаю…
— Ну, тогда посоветуйтесь с кем-нибудь. Наверно, есть кто-нибудь, кто может вам подсказать.
— Прямо не знаю… Сто пятьдесят, что ли…
— Хорошо, пусть будет сто пятьдесят. Обедать, разумеется, будете вместе с нами. Что мы едим, то и вы. Я еды никогда никому не жалею. Значит, договорились. Так когда вас ждать?
— Завтра я работаю, а послезавтра приду. Часов в восемь, да?
— Нет, нет, — говорит мама. — В восемь — это рано. Приходите в девять.
Девушка застегивает пальто, прощается и уходит.
— Чужому человеку деньги платить! — кряхтит бабушка. — Я бы, Ниноленьки, сама все сделала.
— Ты мне уже сделала! — хмыкает мама. — После твоего деланья двоих нужно звать переделывать.
Мы с папой идем в «Правду».
— Расскажи что-нибудь, — прошу я.
— Что же я, маленький, могу рассказать? — вздыхает папа. — Я уже рассказал тебе все, что знал.
— Что-нибудь… — упрашиваю я.
Он снова вздыхает:
— Ну, слушай… Однажды в одном городе развелось столько крыс, что жители просто не знали, как от них спастись. Все припасы сожрали проклятые ворюги: и колбасу, и сыр, и муку, и крупу, и хлеб… Даже картошку сожрали. И чего только не придумывали горожане, и какие только ловушки не ставили, и какие капканы не мастерили — ничего не помогало. Отчаялись жители и решили вырыть глубокую-преглубокую канаву на берегу реки. Чтобы сбросить всех крыс в эту канаву. Дело в том, что крысы ходили на водопой к реке. Весь день сидели в городе в своих норах, а по ночам вылазили и шли на водопой. Так вот, когда канава была готова, каждый горожанин встал на валу с лопатой в руках. Решили, что, как только крысы попадают в канаву, их забросают сверху землей, и они задохнутся в канаве. Но не тут-то было… Крыс оказалось так много, что они заполнили собой всю канаву, и задние побежали как ни в чем не бывало по спинам передних. Тогда какой-то умник сказал, что нужно изловить сотню крыс и сжечь на площади перед ратушей. Дескать, когда крысы увидят, что случилось с их приятельницами, они испугаются и сами убегут из города. Только вышло все наоборот: крысы учуяли запах жареного мяса и сбежались со всех концов города на площадь. А жители, увидев тысячи и тысячи стекающихся отовсюду крыс, пришли в ужас, побросали дома и работу и с воплями понеслись в сторону леса. Один бургомистр остался в здании ратуши, потому что побоялся выйти на улицу, полную крыс.
И тут в городе появился юноша с флейтой. На нем были красные штаны, зеленая куртка, на голове малиновая шляпа с пером, а на ногах серые чулки в клеточку и башмаки из грубой желтой кожи. Незнакомец шел как ни в чем не бывало по улице, играл на флейте, и крысы расступались перед ним, словно преисполнившись почтения. Бургомистр высунулся в окошко и не мог поверить своим глазам. Юноша подошел к ратуше, поклонился бургомистру и сказал: «Здравствуйте, господин бургомистр! Не желаете ли вы, чтобы я избавил ваш город от крыс?» — «Конечно, желаю!» — воскликнул бургомистр. «Что дадите за труд?» — спросил флейтист. «Все, что пожелаешь!» — ответил бургомистр. Он еще не очень-то верил, что флейтист сумеет одолеть крыс. «Желаю получить тысячу гульденов», — сказал юноша. «Хоть две тысячи!» — закричал бургомистр. «Нет, достаточно тысячи», — отвечал флейтист. И вот ночью, когда крысы как обычно отправились на водопой…
Мы входим в здание «Правды» и подымаемся на лифте наверх.
— А дальше? — спрашиваю я.
— Дальше — потом расскажу, — говорит папа. — Когда пойдем обратно. Подожди меня, маленький, здесь.
Он оставляет меня в полутемном коридоре, а сам скрывается за серой перегородкой.
Я сажусь на стул и думаю про крыс. У нас в квартире тоже один раз были крысы. Я их, правда, не видела, но мама с Елизаветой Николаевной нашли их нору в коридоре и заткнули ее замазкой. А в замазку напихали иголок, чтобы крысы укололись и убежали в другое место. Наверно, они убежали в булочную.
Папы уже долго нету. Почему он сидит там столько времени? Я встаю и иду в конец коридора. За перегородкой большое окно, около окна стоят два стола, за столами сидят дяденьки. Но папы тут нет. Куда же он подевался? Не может быть, чтобы он забыл про меня. Он придет. Обязательно придет. Я только должна сидеть и ждать.
Я возвращаюсь на свое место, сажусь и жду. Иногда по коридору проходят люди, но они почти не глядят на меня.
— Величко спустили? — спрашивает женский голос за перегородкой.
— Давно уже, — отвечает мужской голос.
Я сижу и сижу.
— Ты что, девочка, — спрашивает вдруг какая-то тетенька, — ждешь кого-нибудь?
— Папу, — говорю я.
— Он тут работает?
— Нет, мы просто так пришли.
— К кому?
— Я не знаю…
— Странно, — говорит она. — Чья это девочка тут? — Она заглядывает за перегородку. — Кто-нибудь знает? Она тут уже часа два сидит…
— Девочка, ты чья? — спрашивает дяденька.
— Я с папой пришла…