Рождение гигантов

— Вы бы, ребята, не слишком усердствовали, все-таки не на дальнюю дистанцию полет, — сказал вырчохам Рост.

— Им-мно, — подтвердила Батат с акцентом, вызванным строением ее челюстей. — Хоч-ся разг'реть... с'бя.

Ростик кивнул, погладил почти горячий бок котла и вернулся на свое место.

— Работают как наскипидаренные, — объяснил он Ладе. — Но топлива хватит.

— Я знала, что ты можешь... вдруг на Бумажный холм смотаться. Или вообще через континент запулить.

— Через континент — это идея, но вот Докай не хочет больше гостить, его на корабле ждут, а их — штормы поджимают.

— Что-то я не заметила, чтобы они штормов боялись, осенних, зимних или каких угодно. — Внезапно Лада оглянулась. — Что-то все-таки творится с машиной, Рост. Рычаги как живые, чуть ли не из пальцев вырываются.

— В сторону или на Боловск тянет? — он и сострил-то глупо.

— Ты не очень-то доверяй мне, сам понимаешь, из меня еще тот... объяснитель этих ваших тонкостей и нюансов. Но машину определенно толкает от Чужого. — Она помолчала. — И ведь идем по касательной, и все равно.

— Мимо Чужого? — Ростик подумал об этом, как об очередной странности.

Он и не такое видел, в Полдневье случалось разное, то пространство меняется, то расстояния невозможно замерить, то... некоторые штуки, вроде промежутка между лесами, всех пугают и отгоняют, хотя, как в итоге получилось, и правильно, что отгоняют. Теперь какая-то ерунда с Чужим городом, с такими мирными и вполне разумными Шир Гошодами. Надо бы как-нибудь об этом серьезно подумать или даже решить, что же это может значить...

— Стоп, Ладка, вниз, — почти заорал он, не заметив, как вздрогнул Докай, который сидел, согнувшись в три погибели, за второго пилота, впрочем, не прикасаясь к рычагам. — Идем к Ширам.

— Стопить, любезный командир и повелитель сердца моего, я не способна, стоп-крана на нашей лодочке, как известно, нет. А вот к Ширам я могу...

Дальше Ростик Ладу уже не слышал. Он лишь явственно разбирал стук собственного сердца. Оно даже показалось ему самым чувствительным органом в теле, чего раньше никогда, кажется, с ним не случалось.

Впрочем, перемахнули через город Широв они совсем немного. Лада развернулась, поправилась, а потом даже поднажала, хотя, учитывая, как работали рычаги ее машины, смотреть на ее попытки было странно. Как она и говорила, рукояти едва ли не вырывались из ее ладоней, словно намазанные вазелином.

Это внушение, думал Ростик, наблюдая за ней, определенно — очень мощное внушение. И я его, кажется, чувствовал, только объяснил по-глупому — мол, Ширы не хотят Докай... А сам-то наш гость, похоже, ничего не ощущает. Но это и правильно, с точки зрения внушения. Если ему слишком явственно показать неудовольствие от его пребывания на этом месте, он заинтересуется, начнет выяснять, что да почему?.. И кто знает, до чего додумается?

А я-то, лопух, думал Ростик дальше, не обратил внимания, не сумел среагировать... Эх, если бы не Лада, я бы и сейчас, как дурачок, купился... Хотя, все равно, еще оч-чень даже непонятно, что из этого выйдет.

Докай, прежде хранивший молчание, вдруг разговорился.

— Ты знаешь, люд-Рост, я решил сообщить тебе вот что. По моему скромному мнению, люди очень мало, недолго живут, поэтому не могут собрать достаточно знаний о мире. Для меня осталось загадкой, каким образом вы передаете эти знания в цепи поколений... Хотя путь — от учителя к ученикам и дальше, до нового талантливого ученика, который пусть немного и исказит исходное учение, но резко усилит его — разумеется, проверен практикой у многих рас и цивилизаций. В целом он срабатывает. У вас тоже срабатывает. Ваш университет, насколько я понял, тому подтверждение.

— Друг-Докай, я понимаю тебя. Ты стал говорить даже на едином в нашей манере, без тех странных формул, которые и осознать не всегда возможно. У аймихо так не получается, только у некоторых девушек, которые долго жили в человеческом сообществе.

— Да, друг-люд, словарные формулы, готовые клише, которыми мы пользуемся, проявляют смысл, но часто и затемняют многие его части. Все дело в объеме значений, который вкладывается в слова. Вот этого я тоже не понимаю, как вы, не умея практически читать друг друга, все же объсняетесь? Ведь если говорить с незнакомым человеком, у которого другой, неизвестный тебе опыт, и этот опыт не передается эмпатией, хотя бы в малой толике, даже знакомые слова становятся неизвестными.

Похоже, подумал Ростик, о герменевтике придется говорить. А что я в ней понимаю? Ведь не учился толком, даже читать мало получалось... Хотя, с другой стороны, если бы много читал, что бы стало с моими предвиденьями? Забил бы мозги разной шелухой, и готово — в Смагу мог бы превратиться. Или не в Смагу, но тогда — в Рымолова. Да, в него, скорее всего.

* * *

Декабрьский ночной ветер несильно, но все-таки трепал огонь факела, выставленного перед единственными воротами Чужого города Широв. Антиграв мягко завис перед ними, взметая мерзлый песок в разные стороны, потом опустился. Докай как очнулся.

— Что? Зачем мы тут, друг-Ростик?