Розетта

— Может быть, может быть! Но вы наверняка обнаружите, что все упирается в деньги. Когда вы прибудете туда, еще будет лето. Боже мой, дети не перенесут жары. Все это я должен был рассказать еще тогда, в Лондоне, когда вы излагали мне свои планы. Но я не знал, что преподобный Харботтом… я думал, что ему известно обо всем этом, и я не считал себя вправе, — он бросил на Розу быстрый взгляд и отвел глаза, — вмешиваться.

Женщины сидели и молчали. Наконец Фанни произнесла:

— Вы рассказали нам в Лондоне о коптском языке, который до сих пор используется в их христианских церквях. Христиане наверняка помогут нам, не так ли?

— Ах, мадам Фанни! — Он вздохнул. — В Египте копты, мусульмане и евреи издавна жили в чем-то похожем на гармонию. Однажды их религии породнились, история их сосуществования в Египте имеет глубокие корни. Но нынче копты находятся в такой же опасности, как и франки. Также, если вы простите меня, мадам, коптская религия во многом отличается от привычной вам. Коптская церковь не похожа на церковь в Уэнтуотере. Говорят, что копты происходят от древних египтян, от самих фараонов. По своим наблюдениям могу сказать, что они больше похожи на мусульман, чем на любых христиан, которых я знаю. В любом случае, — казалось, он снова вздохнул, — хотя меня растили в лоне католической церкви, но у меня уже больше нет уверенности в ней. Многие, и я в том числе, приходят к выводу, что нельзя изучать древние цивилизации и верить, что право лишь христианство.

— Но ведь есть же, — Роза попыталась найти правильные слова, — цивилизованные египтяне. Я имею в виду образованных египтян. Я читала о них, и ты рассказывал нам в Лондоне, что встречал их, бывал у них в гостях. Неправда, что все магометане — дикие люди. Отец говорил, что это старая и почитаемая религия, как и наша. Он, как и ты, говорил о Египте как о самом замечательном месте, которое он когда-либо видел. Разве мы с Фанни тоже не будем восхищены?

— Мы мужчины, Роза, сколько раз я должен повторять? Это мир мужнин. Как женщина ты никогда не будешь находиться в безопасности. Возможно, во времена твоего отца там было безопаснее, чем сейчас. — Он встал, подошел к окну и выглянул на улицу. — Нас частично следует винить за то, что влияние чужеземцев в этой части мира и влияние Наполеона тоже, я понимаю это, потревожило покой древней первобытной земли. Теперь она так нестабильна, не уверена в том пути, который выбрала. Воды Нила поднимутся, как обычно, и с плодородной земли крестьяне, как всегда, снимут урожай. А другие получат от этого выгоду — турки, англичане, французы, немцы, португальцы, греки — кто угодно, но не сами египтяне. Кажется, так было всегда.

Все трое сидели молча в маленькой гостиной, пока на город опускался вечер.

— Мне пора идти, — сообщил Пьер, но не сделал ни шагу от окна. — Что же касается ребенка… — Наконец Пьер внимательно посмотрел на Розу. — Твой шурин сразу же узнает все, что тебе известно о ребенке, как только попадет в Александрию.

— Нет! — воскликнула Роза. — Он не узнает!

— Он узнает, Роза! Все франки знакомы друг с другом, ведь их так мало осталось. Все слышали историю капитана Фэллона, виконта Гокрогера, и о том, как он умер. Ты не сможешь помешать Джорджу узнать о ребенке, когда он приедет туда. — Роза так побледнела, что ему пришлось остановиться. — Прости меня. Я понимаю, что у тебя было довольно радужное представление о Египте, я понимаю, что я тоже сыграл в этом определенную роль, и мне очень жаль. Но прости меня, это плохо продуманный план. Все это пахнет романтикой, которая закончится трагедией. Если ты все же найдешь ее… если ее не забили насмерть камнями, как мать…

— Прекрати!

— В Египте нет места подобной щепетильности, Роза! Как я сказал, если ты найдешь ее, английский закон отдаст ее виконту Гокрогеру, et с’est fini![89]

Они увидели, что Пьер, несмотря на свои французские галантные манеры, был очень, очень рассержен.

— Я сделал ошибку, заговорив с тобой о ребенке, но я не представлял себе степени твоего… — и он произнес слово, которое очень сильно задело ее, поскольку Джордж говорил то же, — сумасшествия. Я должен сказать то, что думаю. Я думаю, что вы две imbéciles irresponsables[90], которые ищут приключений на свою голову. Ради этого вы готовы пожертвовать безопасностью этих детей. Вы собираетесь взять их в развалины и хаос Александрии? Посадить их на какой-нибудь дикий караван, идущий через опасные пустыни к Индии, мадам Фанни? Подвергнете их опасности чумы, которая свирепствует в городах?

— Я думала… я думала, что подобное путешествие станет для них незабываемым опытом, который изменит их жизнь навсегда.

Фанни пыталась говорить уверенно, но к концу фразы ее голос ослабел.

— Это было бы непростительно! — Тут Пьер понял, что повысил голос. — Впрочем, не мое дело, что вы решите предпринять. Я и так уже сильно вмешался.

Он принялся застегивать сюртук.