Розетта

— Они такие чарующие, эти их боги, — заметила Роза, остановившись на мгновение позади кузины. — Красивые и пленительные, они, можно сказать, улыбаются.

Никто из них не вспоминал о христианском Боге. Внезапно Роза заметила ту самую статуэтку писца за работой. Она подошла к ней и взяла в руки, снова увидела сосредоточенное выражение на его лице. Ничто до этого не подтверждало так точно для Розы слова отца: «Сама древность, которая говорит с нами». Пьер, заметив ее неподдельный интерес к статуэтке, быстро отвернулся.

Фанни изумленно озиралась.

— Ничто не могло подготовить к этому, — сказала она Пьеру. — Если я больше никогда ничего не увижу, мне будет достаточно того, что я увидела здесь.

— Если вы поедете в Египет, — сказал он ей и детям, которые подошли к Фанни, — то знайте, что вот это там и спрятано, среди развалин, трупов и крыс.

Дети встревоженно переглянулись. Фанни посмотрела на них, потом на Пьера. На ее лице было смятение. Она думала, что Пьер был столь суров, потому что Роза отказала ему.

Но Роза в тот момент ничего не видела и не слышала. Она нагнулась к какой-то надписи на куске камня, внимательно всматриваясь в нее.

— Картуш! — воскликнула она, словно была провидцем, перед которым приоткрылись тайны будущего. — Здесь картуш, такой же, как на Розеттском камне, я видела Розеттский камень в Лондоне, Пьер!

И Пьер Монтан снова отвел взгляд от глаз, влюбленных в иероглифы.

Наконец они все устроились в кабинете Пьера, где когда-то жалобно плакала Долли. Джейн примостилась на коленях у матери и глядела на Пьера глазами, круглыми от удивления. Гораций уселся на пол возле тети. Она погладила его по голове.

— Так, — сказал Пьер Монтан. Он посмотрел на кусочек ярко-голубого камня. Это был лазурит. Пьер использовал его в качестве пресс-папье. Затем он взглянул на гостей из-за захламленного стола. — Ecoutez-moi[85], — твердо произнес он. — Послушайте меня. Вчера я был шокирован, узнав, что вы уже во Франции, без преподобного Харботтома, и планируете отправиться в Египет. Египет — не место для женщин, а тем более для детей. — Когда Роза захотела что-то сказать, он продолжил: — Я не могу остановить вас, но вы должны, по крайней мере, выслушать то, что я вам скажу, s’il-vous plait[86]. Египет, как я вам сказал в Лондоне, не место для чужеземцев. Там их жизнь постоянно подвергается опасности. Даже в своих самых диких снах вам не приснится то, что ждет вас там, какие жестокости там творятся. Позвольте рассказать вам немного о том, что я помню. Я начну с простых вещей. Египет — грязное место, нечистое. При разливе Нила с водой распространяются болезни. Люди слепнут в Египте от реки, солнца, песка и мух. Вас встретят не благожелательные арабы, а враждебные люди с больными глазами, или вовсе без глаз, или слепые. Я сам подхватил эту болезнь, когда был там. Она называется офтальмия. Она причиняет много страданий. Я бы врагу их не пожелал.

Женщины забеспокоились.

— Послушайте меня, — повторил он. — Чума волнами накатывается на города. Летом в Каире так много мух, что они сотнями садятся на руки и лица, на любую неприкрытую часть тела. Люди кажутся черными. Я видел мужчину на улице, который пытался что-то выпить. Он прикрыл сосуд рукой, которая была черной от мух; он поднял сосуд, тоже черный, ко рту, тоже черному, и попытался влить жидкость себе в рот. Не могу даже представить, сколько мух он проглотил. Александрия страдает от огромного количества крыс, которые сбегают с кораблей в порту, и тараканов, которые прячутся в балках и стропилах. Тараканы большие — семь с половиной сантиметров, красные, с длинными усиками.

Джейн начала плакать. Фанни в ярости поднялась на ноги.

— Как вы смеете пугать детей?

— А вы считаете, что дети должны пребывать в неведении относительно места, куда направляются?

Роза тоже встала, держа Горация за руку, но Пьер заговорил первым.

— Я должен отправиться на собрание. Я приеду к вам в гостиницу через несколько часов, чтобы продолжить обсуждение путешествия. Пожалуйста, подумайте пока над тем, что я вам рассказал.

Их провели к выходу. Джейн плакала почти так же горько, как когда-то Долли. Позади остались картины, статуи и кошки, глядящие на все это понимающими глазами.

Мэтти была очень взволнована, когда они вернулись. Она встретила матроса, который знал ее мужа, Корнелиуса Брауна. Он сказал ей, что последний раз видел Брауна, когда тот плавал на торговых судах по Средиземноморью и планировал отправиться в Египет.

— Полагаю, это предрешено. Я должна отыскать его и сказать, что думаю.

— Предрешено Богом? — рассеянно спросила Роза.