Ротмистр Гордеев 2

Пишу рапорт на имя командира полка, сообщаю про недавний бой, прикладываю сводку о погибших и раненных. Отдельно пишу представление к «Георгию» на вольноопределяющегося Аннибала. Заслужил. Слабое утешение для его семьи, но хоть что-то. Это максимум из того, что я могу сделать.

Подзываю Цируса.

— Слушаю, господин штабс-ротмистр.

— На сегодня прошу всех господ вольноопределяющихся освободить от нарядов и дежурств.

Тот кивает.

— Понимаю, господин штабс-ротмистр.

Сегодня мои вольноопределяющиеся будут провожать своего товарища, с которым вместе учились и так же вместе пошли на войну. Я как никто разделяю их чувства. Каждый погибший подчинённый лежит тяжким грузом на совести офицера.

И, если парни немного выпьют, я точно не стану их судить.

— Кузьма!

— Здесь, вашбродь.

— Хоть из-под земли, но достань бутылку водки. Передай её унтеру Старче. Пусть со своими помянет новопреставленного вольноопределяющегося Аннибала.

— Царствие небесное! — крестится Кузьма. — Так точно, водку изыщем и передадим. Разрешите идти?

— Ступай.

Покончив с докладом и раздав Цирусу поручения, верхом отправляюсь в штаб полка. Буду просить о пополнении, хотя и понимаю, что ждать придётся долго: резервы из России идут в час по чайной ложке. Такое чувство, что в Петербурге не понимают масштаба войны и относятся к ней несерьёзно.

Всё ещё верят, что мы япошек шапками закидаем? Зря, господа, ой как зря!

Али Кули Мирза находится в прескверном настроении, и я не сразу понимаю чем оно вызвано. Уж точно не действиями моего спецэскадрона. Мы вроде как показали себя молодцом, спасли участок фронта от прорыва. Или от нас ожидали чего-то большего, как минимум взятия в плен микадо?

— Пополнение будет, но не раньше, чем через месяц, — сообщает подполковник в ответ на мою просьбу.

— А как-то ускорить нельзя? — с надеждой спрашиваю я.

— Как вы себе это представляете? — удивляется он. — Тем более пополнение у вас было совсем недавно…

— Но вы же понимаете, что мы сегодня по сути затыкали собой фронт, — намекаю я.

— Думаете там, в верхах, до этого кому-то есть дело? — вздыхает подполковник. — Вас даже не похвалят. Скорее наоборот — разнесут в пух и прах за потери! Скажут — не умеете воевать!

Это нам тоже знакомо. Не наказали, считай, что уже поощрили.

— Да, я уже собирался отправить за вами вестового, но вы опередили меня и пожаловали сами, — продолжает подполковник. — Николай Михайлович, с вами очень хочет поговорить один ваш старый знакомый.

— Могу знать кто?

— Можете! — в комнату, служащую кабинетом командира полка, входит Николов.

При виде его Али Кули Мирза мрачнеет ещё сильнее. Похоже, визит контрразведчика — причина плохого настроения персидского принца.

— Здравствуйте, Николай Михалыч! — жмёт мне руку Николов.

— Рад видеть вас, Сергей Красенович! Какими судьбами⁈

Персидский принц выжидательно смотрит на контрразведчика. Тот понимает его правильно.

— Господин подполковник, вам нужно остаться. То, что я сообщу штабс-ротмистру Гордееву, касается напрямую и вас.

— Тогда может выпьем чайку или чего-нибудь крепче? — предлагает Али Кули Мирза.

— Чайку будет достаточно, — улыбается Николов. — Покрепче будем пить потом, при более благоприятных обстоятельствах.

Али Кули Мирза вызывает денщика и отдаёт ему распоряжения. Тот словно предчувствал, и потому уже через пару минут мы за столом пьём душистый китайский чай вприкуску с конфетами, очень похожими на «дунькину радость», которую так любила моя бабушка.

— Господа, у меня для вас две новости, и, честно говоря, обе не из приятных, — сообщает Николов. — Всплыла очень любопытная информация про штабс-капитана Вержбицкого…

— Что, его тело нашли? — спрашиваю я.

— Фигурально выражаясь — да, — вздыхает Николов.

— Не тяните, Сергей Красенович, — прошу я.

— Его видели живым и здоровым в японском штабе.

Я не верю своим ушам.

— Простите, это точно? Может, это какая-то ошибка?

— Ошибка исключена. Вержбицкого опознал человек, который его хорошо знает. Короче говоря, Вержбицкий воскрес. Николай Михалыч, вы тогда не ошиблись с выводом о его смерти?

— Вряд ли, — задумчиво чешу подбородок я. — Мы тщательно проверили его тело, по всем признакам Вержбицкий был мёртв. Я хоть не врач, но трупов на своём веку повидал предостаточно… Нет, я мог бы это понять, будь он демоном… Но ведь никаких признаков не было.

— Демоном он точно не был. Его тщательно проверяли, — усугубляет мои сомнения контрразведчик.

— Тогда я ничего не понимаю.

— Я тоже, — грустно произносит Николов. — Или мы имеем дело с тем, с чем раньше не сталкивались, и это, признаюсь, меня пугает. Что если Вержбицкий был не один? Страшно представить, какой вред могут нам нанести существа, вроде него…

— Бог с ним, с этим Вержбицким. Нам повезло, что Николай Михайлович вовремя его вычислил и раскрыл, — замечает Али Кули Мирза. — Вы сказали, что у вас две новости…

— Совершенно верно. Как вы знаете, по договорённости в действующей армии присутствуют военные атташе иностранных держав.

— К чему вы клоните, Сергей Красенович?