РОТА СТРЕЛКА ШАРПА

Он презрительно кивнул на винтовки, сваленные в кучу у оружейного ящика и засмеялся:

- Вы станете настоящими солдатами, в красных мундирах, с мушкетами, совсем как ваш обожаемый сержант Хейксвелл!

Он перестал веселиться и вдруг спросил:

- Что, ненавидите меня, бездельники?

Рожу его опять перекосила судорога.

- Это хорошо. Потому что я ненавижу вас!!!

Его безумие на миг явило себя в полном блеске. Глаза вылезли из орбит, рот источал слюну пополам с шипением: «Ненавижу сволочей, ненавижу…» Потом он взял себя в руки:

- По-вашему, я сбрендил? Нет, нет.

Хейксвелл хихикнул. Взгляды солдат устремились влево, он тоже повернул голову и застыл, как громом поражённый. Шарп! Шарп, которому полагалось петь лебединую песню в лазарете, приближался, припадая на одну ногу. Живучая скотина! Настроение у сержанта испортилось. Он отдал честь:

- Лейтенант, сэр!

Стрелок вернул приветствие:

- Сержант, скомандуйте «вольно».

- Но, сэр, лейтенант, сэр…

- Вольно, сержант.

Хейксвелл не мог ослушаться прямого приказа и повернулся к шеренге:

- Подразделение, вольно!

Шарп смотрел на стрелков. Каждого из них он знал, как облупленного. До Терезы и Антонии эти парни были много лет его семьёй. Сейчас на их лицах проступало недовольство. Их лишали зелёных курток, их лишали их нарезных винтовок – предметов гордости и отличия от остальных. Сейчас он их ещё огорчит. Шарп не любил речей и не умел их произносить. Собственное косноязычие бесило его. Офицер собрался с духом и открыл рот:

- Я только что от полковника. Меня переводят из полка. Сегодня.

Эти слова отнимали у людей последнюю надежду, и Шарп почувствовал угрызения совести:

- Напоследок ещё кое-что. Сержант!

Хейксвелл, вновь расцветший от такой новости, шагнул было вперёд, но, видя, что офицер обращается к Харперу, остановился. Смутная тревога заворочалась в его душе. Что-то назревало.

- Сэр? – напряжённо отозвался Харпер.

- Соберите и сложите куртки, - голос Шарпа звучал холодно и отстранённо. Влез Хейксвелл:

- Сэр, лейтенант, сэр?

- Что вам, сержант?

- У меня приказ по этим мундирам, сэр! Отдать артиллеристам, сэр! На тряпки, сэр!

- Не трудитесь, сержант, я сам позабочусь о них.

С Хейксвеллом Шарп говорил дружелюбно до оскомины.

Харпер с охапкой мундиров ждал распоряжений. Шарп указал себе под ноги:

- Положите их сюда.

Ирландец опустил куртки на траву. Надо было предупредить Шарпа о намерениях полоумного относительно испанки. Поднимаясь с колен, Патрик процедил сквозь зубы: «Мисс Тереза. Хейксвелл в курсе, где её искать.» Шарп никак не отреагировал, и Харпер испугался, что говорил слишком тихо:

- Сэр?

- Я слышал вас, сержант. Благодарю вас. Вернитесь в строй, - Шарп набрал воздуха и продолжил, обращаясь ко всем стрелкам, - Семь лет мы с вами тянули лямку в одной упряжке, и я могу признаться, что вы – настоящие солдаты, отличные стрелки, вы – лучшие!

Их лица прояснились. Шарп нагнулся и взял одну из винтовок:

- Мне жаль, что вы потеряли своё оружие. Но я клянусь: вы получите его обратно, его и свои зелёные куртки.

Стрелки заулыбались. Хейксвелл хихикнул, но, подняв глаза на Шарпа, осёкся. Тот, нахмурившись, взирал на замок поднятой им винтовки:

- Сержант Хейксвелл?

- Лейтенант, сэр?

- Чьё это ружьё?

- Ружьё, сэр? Э-э… Не знаю, сэр! – Обадия чувствовал угрозу, но пока не понимал, в чём она заключается.

- Оно заряжено, сержант.

- Заряжено, сэр? Не может быть, сэр!

- Вы проверяли винтовки?

Хейксвелл замялся. Его власть держалась на скрупулёзном следовании букве устава, но, торжествуя победу, он увлёкся сдиранием зелёных тряпок со стрелков и совсем позабыл об оружии. Впрочем, оценив ситуацию, сержант решил, что ничем опасным она ему не грозит и приторно улыбнулся:

- Не успел, лейтенант, сэр! Но ведь они не в ящике, так? Дайте мне минуту, - сладкой улыбочки не получилось – её прервала серия подёргиваний.

Шарп нравоучительно произнёс:

- Очень плохо, Хейксвелл, что такой опытный сержант, как вы, допустил столь нелепую промашку. Но не расстраивайтесь, мы проверим их вместе.

Положив ружьё, которое держал в руках, отдельно, Шарп взялся за остальные. Поднимая очередную винтовку, он направлял дуло в жирное брюхо Хейксвелла, неторопливо оттягивал кремень и жал спусковой крючок, с наслаждением наблюдая, как после очередного сухого щелчка испарина крупными каплями покрывает жёлтую кожу. Даже меняя винтовки, Шарп не отрывал взгляда от врага, жадно впитывая и животный страх и волну бесконечного облегчения, прокатывавшуюся по судорожно гримасничающей роже. Стрелки откровенно радовались унижению сержанта. Когда кремень последнего ружья глухо ударился о пустую полку, Шарп бросил оружие в ящик и подобрал винтовку, что положил в стороне от других. Он медленно отвёл назад кремень. Хейксвелл облизал губы пересохшим языком. Держа сержанта на мушке, Шарп приблизился. Каждый шаг проворачивал в ране на один виток фантастический, усеянный зубцами бур.

- Молва твердит, что вас нельзя уничтожить. Это правда, сержант?

Хейксвелл неопределённо мотнул головой, не отводя глаз от чёрного кружка винтовочного дула.