Рота стрелка Шарпа

После смотра, когда полковник разрешил роте стоять вольно, Хейксвилл снял кивер и уставился в замасленное нутро. Губы сложились в странную улыбку. Шарп удивился. Он нашел лейтенанта Прайса – тот был бледен, несмотря на кирпичный загар, – и кивнул в сторону сержанта:

– Что делает этот тип?

– Бог его знает, сэр. – Для Прайса Шарп по-прежнему оставался капитаном. – Он теперь все время так: снимет кивер, заглянет внутрь, улыбнется и снова наденет. Свихнулся, сэр.

– Снимает кивер? И глядит внутрь?

– Верно, сэр. Ему место в сумасшедшем доме, сэр, не здесь. – Прайс ухмыльнулся. – Впрочем, может, армия и есть сумасшедший дом, сэр.

Шарп собрался потребовать у Хейксвилла семистволку, когда Уиндем, уже севший в седло, скомандовал роте «смирно». Хейксвилл надел кивер, щелкнул каблуками, уставился на полковника. Уиндем пожелал роте удачи, напомнил, что необходимо охранять саперов, в случае если вылазку обнаружат, а если все пойдет гладко, не делать ничего.

– Вперед! Ни пуха ни пера!

Рота спустилась в траншею. Хейксвилл так и ушел с семистволкой, и Шарп пожалел, что остается. Он знал, как необходимо Хогану взорвать плотину, насколько легче будет идти на штурм, если удастся спустить воду из озера.

Когда часы на соборе пробили половину одиннадцатого, он вместе с Уиндемом и девятью оставшимися ротами выбрался из параллели на темную траву. Уиндем нервничал:

– Они должны быть почти у места.

– Да, сэр.

Уиндем вытащил шпагу, передумал, вложил обратно в ножны. Обернулся к Коллету:

– Джек?

– Сэр?

– Готовы?

– Да, сэр.

– Вперед. Ждите, пока пробьют часы!

Коллет ушел во тьму. Майор вел в сторону города, к форту, четыре роты и должен был, едва часы пробьют одиннадцать, открыть огонь, чтобы французы подумали, будто началась атака. Другие роты оставались с Уиндемом в резерве. Шарп знал: полковник надеется, что ложная атака выявит слабости форта и перерастет в настоящую. Полковник уже воображал, как ведет Южный Эссекский через ров, на стену, внутрь укрепления.

Шарп гадал, что делает сейчас его рота. Во всяком случае, не слышно ни выстрелов с крепости, ни криков из форта над дамбой – значит роту пока не заметили. У стрелка было неспокойно на сердце. Если все пойдет, как рассчитывает Уиндем, плотина взлетит на воздух в несколько минут двенадцатого, но что-то настраивало Шарпа на мрачный лад. Он подумал о Терезе, об Антонии – не разбудит ли взрыв ребенка. Его ребенка. Шарпу с трудом верилось, что у него дочь.

– Уже должны были заложить порох, Шарп!

– Да, сэр.

Шарп слушал вполуха, понимая, что Уиндем говорит с единственной целью – скрыть свое волнение. Заложен порох или нет, не узнать никак. Шарп пытался представить себе саперов: вот они ползут с бочонками на спине, словно контрабандисты, по руслу к дамбе…

Его отвлек Уиндем:

– Считайте ружейные вспышки, Шарп!

– Да, сэр.

Ну конечно: полковник надеется, что форт охраняют слабо и Южный Эссекский возьмет укрепление одной своей численностью. Шарп понимал, что надежда эта тщетна.

Слева, в полумиле выше по холму, ударили осадные пушки, каждая вспышка озарила клубящийся над озером дым. С крепости ответили, целя в дульные вспышки. Впрочем, в последние два дня неприятель стрелял значительно реже. Французы берегли порох и ядра для новых батарей второй параллели.

– Теперь недолго, – буркнул полковник под нос, потом громче: – Майор Форрест!

– Сэр? – Инженер выступил из темноты.

– Все в порядке, Форрест?

– Да, сэр. – Форрест, как и Шарп, оказался не у дел.

Далеко на севере защелкали ружья. Уиндем резко обернулся:

– Думаю, не наши.

Стреляла явно не рота легкой пехоты – гораздо севернее, за рекой, 5-я дивизия обстреливала французские форты. Уиндем успокоился:

– Должно быть, уже скоро, джентльмены.

Из тьмы впереди донесся окрик. Три офицера замерли, прислушались, окрик повторился: «Qui vive?»[7] Кричали из форта. Полковник с шумом втянул воздух.

– Qui vive? – И громче: – Gardez-vous![8]

Ружейная вспышка из форта.

– Черт! – выговорил Уиндем. – Черт, черт, черт!

В форте кричали громче, на много голосов. Зажегся огонек, разгорелся, блеснули языки пламени, и в темноту, в ров, полетела горящая вязанка, осветила роты Коллета.

– Tirez![9] – отчетливо донеслось до траншеи.

Бойницы озарились вспышками, британцы отвечали.

– Черт! – заорал Уиндем. – Слишком рано!

Роты Коллета стреляли залпами, взвод за взводом; было слышно, как пули стучат о каменную стену. Офицеры кричали, пытаясь создать у противника впечатление, будто начался массированный штурм; мушкеты работали как часы. Шарп смотрел на форт. Оттуда палили непрестанно, и Шарп прикинул, что на каждого стрелка у амбразуры приходится по меньшей мере двое заряжающих.

– Не думаю, что там мало защитников, сэр.

– Черт! – Уиндем не слушал Шарпа.

Глухо пробили соборные часы, их голос утонул в треске пальбы. Новые зажигательные снаряды озарили форт и полетели наружу. Шарп слышал, как Коллет приказал отступить назад, в темноту. Уиндем, явно взволнованный до крайности, расхаживал взад-вперед.