Rossija (reload game)

Напомним: его цикл о ставшем английским национальным героем Шерлоке Холмсе включает четыре повести и пять сборников рассказов, сформированных чисто по времени написания. Если (если!!) найденная рукопись принадлежит перу Конан-Дойля, то рассказ этот, по идее, должен был бы войти в предпоследний, изданный в 1917 году сборник «Его прощальный поклон» — (His Last Bow). Он включает семь рассказов, публиковавшихся в периодике в 1908–1913 гг., плюс «Его прощальный поклон», написанный в 1917 году. И этот последний рассказ, давший название сборнику (первоначально, в журнальных публикациях, цикл назывался «Воспоминания о Шерлоке Холмсе» — (Reminiscences of Sherlock Holmes)) во многих отношениях странен и стоит особняком во всей шерлокиане.

Это подчеркнуто последний рассказ о Холмсе, последний по времени действия; оно, вопреки обыкновению, зафиксировано абсолютно точно — август 1914-го, последние дни перед Мировой войной, германский шпионаж на Острове. Это — единственный рассказ, где повествование ведется не от первого лица (да, такое есть еще в «Камне Мазарини», но «Камень» — случай особый: это просто адаптация ранее написанной пьесы). И, наконец, он — просто худший во всей шерлокиане, с большИм отрывом худший: шпионско-патриотический лубок, будто бы вышедший из-под пера не сэра Артура, а какого-нибудь, прости господи, Иэна Флеминга. (На случай, если кому померещилось, будто Великий сыщик к тому времени настолько осточертел своему создателю, что тот решил вновь покончить с ним, обойдясь на сей раз без Рейхенбахского водопада — никак нет: позже писатель еще не раз возвратится к своему герою. Следующий, пятый и последний, сборник «Архив Шерлока Холмса» (1927) включает подлинные вершины шерлокианы, такие, как «Москательщик на покое» и «Вампир в Сассексе».)

С «Его прощальным поклоном» же вот еще что важно: на время войны Конан-Дойль вообще прервал занятия беллетристикой, полностью посвятив себя военной публицистике (или, если вам угодно, пропаганде). И вот он единственный раз, внезапно, прерывает четырехлетнее писательское молчание — ради этой плоской шапкозакидательской агитки? простительной разве что в ту самую первую неделю Войны, со всеобщим тогдашним патриотическим угаром? И ключевое слово в этом нашем обвинительном заключении — не «плоская», а «шапкозакидательская». Ведь писано-то это — в 1917-м! Брат, сын и два племянника сэра Артура ушли на фронт и погибли, вся обстановка в стране к бодряческому ура-патриотизму не располагала никак, и даже тогдашняя военная пропаганда строилась уже совершенно иначе… Случайно нашел в бумагах завалявшийся черновик (и вправду предвоенной поры), в котором пенсионер Холмс лихо побивает картонным мечом всю германскую разведку, и решил «Не пропадать же добру»? Гм…

А если… А если допустить на минуту, что конспирологические слухи о «пропавшем рассказе» — причудливое эхо неких реальных событий? Как говорится: «Если у вас паранойя — это еще не гарантия того, что за вами не охотятся»… А что, если сэр Артур (ничуть не утративший былой проницательности) действительно додумался тогда «дедуктивным методом» до чего-то настолько важного, что счел необходимым немедля поведать о том Urbi et Orbi в виде притчи о всенародно любимом англичанами герое? И угадал настолько точно, что рассказ тот пришлось не только срочно изымать из печати, но и настоятельно попросить автора — дабы пресечь просочившиеся слухи — «выдать на гора» новый, ему на подмену. Ну, а уж на это и бодренький предвоенный черновик сойдет…

И вот теперь некто, достаточно могущественный для столь тщательно проработанной мистификации, решил восстановить ход мысли покойного классика. И доказать таким вот любопытным способом, что «Рукописи не горят».

Получилось ли у него? — судить читателю…

2.

<…> а плосковершинные Сассекские холмы, когда отцветает дрок, становятся вдвойне бесприютными. Начинало ощутимо накрапывать, и Ватсон мимолетно посочувствовал Холмсовым пчелам.

— Так вы заночуете тут, сэр, или вернетесь на станцию? — возница завершил сложный маневр по развороту шарабана на узеньком полузаросшем проселке, обрывавшемся у высокой обомшелой изгороди, сложенной из плит песчаника; ясно было, что хозяин фермы живет анахоретом и не злоупотребляет общением с внешним миром. — Ежели возвращаться к семичасовому уайтчепельскому, то у вас не больше получаса…

— Это уж как разговор пойдет, — пожал плечами Ватсон, раскрывая зонт. — Подождите эти самые полчаса — свои два шиллинга сверху вы получите в любом случае.

Надсадно скрипнула притаившаяся в выемке стены металлическая калитка, поодаль от ворот.