Rossija (reload game)

Попугай-сквернослов («Чер-ртовы собаки голландцы, вонючие твар-ри! Испанские макаки! Английские шлюхи! Пр-роклятые фр-ранцузы-лягушатники!»: Командование на море при нападении +1)

===========================

Правительственный возок подъезжал уже к Кремлю.

Годунов оглядел из-под ладони опять остановившееся Строительство-на-Волхонке и покосился иронически на сидящего одесную шефа своей Особой контрразведки. Странник, однако, и бровью не повел: прислонив к стенке возка свой знаменитый костыль из рябины («ирландского дерева», отпугивающего оборотней и вампиров), он с демонстративной индифферентностью продолжал кормить печеньками сидящего на плече зеленого попугая по прозванию Флинт. Вот ведь положение у человека! Этот верзила, этот холодный шутник, ненавидимый и обожаемый, эта надежда «здоровых сил в руководстве Московии» — в его, Бориса, лице…

Лет пять тому уже как кому-то в Опекунском совете (кажется, Адашеву) взбрела в голову вздорная на любой трезвый глаз затея: учинить на Москве колокольню небывалой вышины. Всё это — дабы утереть нос возведенному в предыдущее царствование «Ивану Великому», смущающему якобы своим прозванием незрелые народные умы; назвать — естественно! — «Владимир Великий»: как бы в честь Володеньки Старицкого, при том, что все всё поняли правильно… Коммерции Советник вякнул было, по обыкновению: «Денег нет, но вы держитесь», однако только что кооптированный тогда в Совет Влад-Владыч, поигрывая своей трубочкой, отлил в граните: «На идэологии ми нэ экономым!» — и вопрос был решен. Да и кто в здравом-то уме стал бы возражать против госконтракта на нацпроект такого масштаба?

Место нашли на Чертольской улице. Быстренько снесли Зачатьевский монастырь, расчистили площадку и, засучив рукава, принялись за дело — то есть за освоение бюджета (иначе говоря — за попил бабла). Поскольку к проекту прислонилась целая куча серьезных организаций, искать следы испарившихся казенных денег было делом заведомо дохлым. Даже Пимен, коего прочие концессионеры поначалу изящно объехали на кривой, исхитрился «получить обратно свой проигрыш через кассу»: дождавшись начала строительства, он заявил, что Чертольская — место для колокольни неподходящее, ибо самое имя ее происходит от Нечистого. Заявление свое он подкрепил организацией массовых выступлений глубинного народа (даже не поскупился на пресловутого Николку). Переносить строительство было поздно, да и некуда. Пришлось-таки брать Митрополита в долю на предмет помощи в переименовании, отслюнив хорошие деньги за изгнание чёрта, освящение, ну и прочие культовые действия. Улицу договорились назвать Пречистой. Однако в последний момент князь Иван Фёдорович «Лось» Волконский, только что открывший на Чертольской питейный дом, выделил Пимену рекламный бюджет — и Пречистая стала Волхонкой.

Когда Сильвер-Странник только-только объявился в Москве, стройка, как и сейчас, стояла: как раз только что освоили (сиречь — разворовали под ноль) первый транш. Британец вежливо выслушал разъяснения про «Высочайшую чёрч в Европе», скептически оглядывая грандиозный котлован, заполненный зацветшей уже, до чистого изумруда, водой, и резюмировал так: «О, „Владимир Великий“! — спасибо, я понял. А вот это, стало быть — его Vampire State Building?» Английский юмор пришелся московскому бомонду по вкусу, и с той поры именовать Московию «Vampire State» стало фрондой столь же общеобязательной, как и неумеренное потребление чеснока… Владимир Владимирович, впрочем, против фронды такого сорта ничуть не возражал и даже поощрял ее тишком.

Москвичи же попроще, языкам не ученые, именовали ту стройку — устами неистребимых скоморохов — «Вавилонской башней», со всякого рода отсылками типа: «Ну как там наш Столп? — СтоИт, как у Дяди Вовы!» Особо отжигал по этой части легендарный Глеб Невзглядов, беглый инок Чудова монастыря. Поскольку главной мишенью своего остроумия он избрал Пимена (именуя того «Вавилонской блудницей» и рекомендуя проделать на митрополичьем облачении два продольных разреза: длинный — вдоль правого бедра, и покороче — на заднице), на московских площадях с регулярностью фронтовых сводок оглашали растущую цену за голову «безбожника и охальника Глебки»: новоблагословенными — полторы сажени (их теперь считали уже таким манером) и даже сколько-то там в чеканной монете (общеизвестный эвфемизм для запрещенного серебра). Благочинники сбились с ног, но скоморох оставался неуловим: невзглядовские шуточки пользовались большой популярностью не только у податных сословий, но и среди элитки, а также у силовиков всех ведомств (кроме, разве что, самогО Благочиния — да и то не факт…).