- Не веришь ты мне, - махнул рукой воевода. - А я вот чую: задумали они в Иван-Городе какую-то каверзу.
Глава 9
Сложно всё тут
Ох, устал я, устал, - а лошадок распряг.
Эй, живой кто-нибудь, выходи, помоги!
Никого, - только тень промелькнула в сенях,
Да стервятник спустился и сузил круги.
В церкви был смрад и полумрак, дьяки курили ладан.
Да не тот уютный полумрак, которому во храме и полагается быть, а почитай полная темень - видать, все окошки затворили. Воздух от этого, ясное дело, свежее не стал. И вообще - не чувствовалось тут того смиренного духа, который любому человеку в утешение, особенно же военному. Земное не отпускало.
Впрочем, сейчас оно было бы и некстати: князь нынче искал тут встречи не с Господом, а с Василием Шибановым. Московские "Сорок сороков" церквей-то - сорокА сорокАми, но вокруг московского подворья Курбского храмов, куда стремянный мог бы ходить к обедне, всё же не бессчетно; вот и обнаружился он почти сразу, у Косьмы и Дамиана на Маросейке.
Шибанов, видный ему отсюда со спины, молился истово и угрюмо. Сразу чувствовалось, что совесть старого рубаки пребывает в неспокойствии. Сколько Серебряный помнил того по Ливонской кампании, никогда бравый стремянный Курбского сколь-нибудь заметным молитвенным рвением не отличался - а тут вишь как
Когда обедня отошла и народ повалил на выход, князь негромко окликнул: "Василий Дмитрич!" Тот развернулся мгновенно, лицо его осветилось радостью: "Никита, старый ты хрен! Живой!..." - каковая радость, впрочем, тут же и погасла.
- Никита Романович, - решительно объявил тот, когда они протолкались наружу, под холодный, октябрьский уже, считай, дождик. - Ежели ты
- Молодец, Василий Дмитрич, верно себя соблюдаешь, - кивнул Серебряный. - Я и вправду
Шибанов счастливо отмяк, обнялись уже как следует:
- Погодь, есть тут вблизи тихое место - можно поговорить безо всяких.
Серебряному приходилось по жизни бывать в скверных кабаках. Но здесь было как-то совсем уж
Сени оказались темными. Оконца, и без того крошечные, были затянуты бычьим пузырем, почти не пропускавшим света. Во мраке вырисовывались бочки, рогожные кули и длинные жерди. В углу поблескивал медью большой сундук. На нем лежал и громко храпел человек непонятного звания в венгерском полукафтане, русских портах и при том вовсе босой. Серебряный понял это так, что от обувки храпуна избавили какие-то добрые люди.
- Слышь, - тихо сказал он Шибанову, - нехорошо тут...
- Зато разговоры разговаривать можно без оглядки, - мрачно усмехнулся тот. - Ты погодь, тут постой, я быстро. Гляну, нет ли там кого лишнего...
Он отворил дверь в гостевую залу. Оттуда шибануло запахами - пОтом, луком, кислым пивом, старой бараниной и чем-то горелым. "Не, есть тут не стану", - решил князь.
В сенях было неуютно. От нечего делать Серебряный подошел к босому человеку - без особенной нужды, просто так.
Босой храпел. Лицо у него было посинелым, борода в слипшейся крови. Приглядевшись, князь заметил на тощей шее храпуна след зубов: псами, что ли, его травили? Или местные себя вовсе не блюдут и сами спьяну грызутся аки псы? - ну и местечко...
Тут в сени вышел Шибанов. Покрутил головой, ища князя взглядом, а найдя - заволновался:
- Никита Романович, Богом заклинаю, отойди подалей!
- Да я просто полюбопытствовать... - начал было князь.
- Вот не любопытствуй, - отрезал Шибанов. - То дела
Спящий дернулся. Неожиданно оскалился.
- Пошли-пошли, - заторопил Василий Дмитрич. - А то еще пробудится - греха не оберешься...