Rossija (reload game)

По исчислению папы Франциска 23 сентября 1559.

Москва, Китай-город. Торговые ряды.

Серебряный остановился, рассеянно изучая архитектурные достоинства облупленной церковки, и в очередной раз подавил позыв резко оглянуться. "Ни в коем случае не пытайся обнаружить за собой слежку! Всё равно не сумеешь, а вот ИХ, профессионалов, сразу насторожишь, и на этом конец - и тебе, и всей операции", - это ему за те пресловутые "почти сутки" повторяли не раз и не два.

"На оперативно-разыскные мероприятия по твоей наводке у них уйдет не меньше двух-трех недель. Под охраной они тебя держать не станут: после того, как ты дашь показания Трибуналу, убивать тебя уже бессмысленно, это все понимают. Топтунов за тобой, конечно, пустят - на всякий случай - так что первую пару недель просто помотайся по городу, повступай в случайные контакты - словом, веди себя естественно. За тобой будут приглядывать наши люди в Москве: называется - контрнаблюдение. Следи за домом на углу Ильинки и Ветошного переулка; если резной петушок на коньке крыши отвернется от Кремля - значит, топтуны твои окончательно успокоились и от тебя отстали: можно выходить на связь. И вот тут уже не мешкай: ОН ждет, и срочно нуждается в твоей посылке. Ценность ЕГО - сам понимаешь какая, мы бережем ЕГО как зеницу ока... Прости уж, Никита Романыч, что отправляем тебя вот так вот - почти без подготовки, но мы в безвыходном положении: нам срочно необходим человек, знакомый ему лично, которому он бы доверял - а ты как раз таков".

По намеченной им на сегодня программе - продолжать "мотаться по городу, вступая в случайные контакты" - князь вышел к торговым рядам. Всё прошедшее время он чувствовал себя крайне неуютно - и не только оттого, что предписанное ему праздношатание претило его ответственной и деятельной натуре.

Насколько он помнил старопрежнюю Москву, местечко возле церкви Николы Мокрого, прямо над пристанями, считалось ходким, торговлишка тут заводилась сама собою. Торговали всё больше грибами, особенно в посты. Но и в осенний мясоед грибочки - и черные, и белые, и красные, соленые, сушеные, в маринадах - не переводились. Как не переводились и огурчики, и репка, и мочёные яблочки, и прочая легкая снедь. Сюда же шли мед и патока. Торговали здесь и сайками, и калачами, и прочими хлебами. Всегда была в рядах и рыба - и простая, и крупная, и белая. Вдругорядье шел медовый торг: меды тут бывали на всякий вкус, простые и ставленные. Здесь же сбывали глиняной и щепной товар - горшки, мисы, плошки, блюда, ушаты, жбаны, цельные долблёные ковши, каповые ендовы, корзины затейливого плетенья. Можно было с выгодой сторговать конскую упряжь с набитыми бляхами или спроворить кожаную обувку на русский, польский или венгерский манер. Можно было послушать - сквозь непрекращающийся крик и гам - веселых людей с дуделками и сопелями. Ну и, конечно, всегда имелся шанс лишиться мошны или опояски: ушлых воров на Москве завсегда хватало.

Теперь торговые ряды разительно изменились. И, ясное дело, не к лучшему.

Во-первых, было тихо. Это вообще не умещалось в уме - как это в торговом месте может быть так тихо? Никаких веселых людей с дудками не было. Немногочисленные гости ходили тихо, чуть не по струнке, даже бранились - и то вполголоса. Наконец, и сами торговые люди заместо того, чтобы зазывать покупщиков, хватать их за рукава и расхваливать товар, угрюмо стояли у своих лавок, пялясь в пространство. Только грамотей, стоя за писчим прилавком, уныло перечислял свои услуги: "Челобитные, жалобы, кляузы, ябеды, доносы, письма подмётные... В Ночной Дозор, в Высшее Благочиние, в Мытную избу, тако же слово и дело... Налетай, подешевело..." Налетать никто не спешил. Наоборот - немногочисленные посетители рынка старались прошмыгнуть мимо грамотея по-быстрому.

Во-вторых, нечем было даже горло промочить. Сбитенщики и квасники, обычно шумные и говорливые, отсутствовали вовсе. В начале, правда, стояла бочка, охраняемая - тут другое слово не подходило - военного вида человеком. Князь подошел и осведомился, что в бочке. Оказалось, что в ней квас, и стОит он девять медниц кружка. У князя к поясу была привешена внушительная мошна копеек на сорок, медные чешуйки составляли примерно половину. Однако девять медниц показались Серебряному ценою непотребною, о чем князь и не смолчал. Военного вида человек тут же сказал, что дело то пустое: оказывается, бочка с квасом не его. На вопрос "а чья же" продавец только рукой махнул, а потом тихо сказал "отжали". Князь всё же заплатил, сделал два глотка. Квас был жидким и дрянным - как грязная вода. Серебряный плюнул и кружку допивать не стал - поставил на лавку и пошел прочь. Краем глаза заметив, как продавец выливает недопитое обратно в бочку.