Rossija (reload game)

На сей раз они действовали по-иному. Вожак не хамил, не совал руку в товар, не плевался. Вместо этого он растянул рыло в улыбочке и почти вежливо сказал:

- По-здорову будь.

Мужик со шрамом хмуро зыркнул, склонил голову и сказал напряжным голосом:

- И тебе здоровьичка, коли не шутишь.

- Хорошо ли торг идет? - продолжал интересоваться ватажник. - Много ли прибытка?

- Что Бог даст, то и хорошо, - мужик с показным рвением перекрестился.

- А скажи-ка ты мне, - ласково вопросил вожак, - как тебя звать-величать?

- Ну, Гаврилка я, - ответил мужик. - Меченым кличут. Вот из-за этого, - он показал на шрам.

- Гаврилка, значит... Хорошее у тебя имя, Гаврилка. Я так погляжу, и человек ты хороший. Добрый ты человек, Гаврилка. А доброму - оно всё добро. Так ведь?

Мужик занервничал.

- Добрый - то Господь наш Исус Христос, - наконец сказал он, - а люди все грешные.

- Да ты, смотрю, и в божественном силен! - наигранно восхитился вожак. - А скажи-ка ты нам, Гаврилка, есть ли у тебя грибочки солёные?

- Как не быть, - мужик слегка расслабился, опаски на лице поубавилось. - Вот изволь спробовать...

- Спробовать успеется. Ты скажи: укропчик-то в грибочки кладешь, небось?

- Дык, - согласился мужик.

- А лист смородиновый?

- Отож, - мужик уверенно кивнул головой.

- А перец сухой индийский? - прищурился вожак.

Вопрос о перце явно поставил мужика в тупик. Он раздумчиво почесал бороду, потер под шапкой, и только после этого сказал:

- Перец нонеча дорог.

- Нонеча? - переспросил вожак. - То есть, значит, не то что давеча? - рожа при этом у него сделалась хитрою. - Давеча дешевле был?

- И давеча был дорог, - пожал плечами мужик.

Тем временем - как заметил князь, за сценою наблюдавший - один из ватажников тихонько подобрался поближе к кадушке с грибами и провел над ней рукою. Князю показалось, что он туда что-то уронил.

- Значит, и перца у тебя нет, - протянул вожак. - Ну а белый у тебя, часом, в рассоле не плавает? В порядке разжигания?

- Как можно, - мужик снова осенил себя крёстным знаменьем. - Сказано же: нельзя. Значит нельзя. Я в стрельцах был, дисциплину ведаю. А ты меня не смущай, - набравшись храбрости, добавил он.

- Значит, нету? - всё допытывался вожак. - Ни единой долечки?

- Нету, вот те крест, - бывший стрелец в который уж раз перекрестился.

- Нету, говоришь? А если найду? - вожак разухмылялся так, что затряслась бороденка. Подошел к кадушке, заглянул в нее. И ловким движением руки выхватил что-то маленькое, светленькое.

Мужик аж поперхнулся.

- Подкинули, - пробормотал он.

- Ребяты! Тримай его, еретика тупорылого, - распорядился вожак.

Двое тут же повисли на плечах у несчастливого продавца, а третий ловко подсек ему ноги, так что тот рухнул на колени.

- И чего теперь с тобой делать? - осведомился вожак. - Сразу на правёж или как? Думать будем или что?

Мужик, вздохнув, принялся отвязывать от пояса нетяжелую мошну.

- Нет, Гаврилка Меченый, ты меня не понял, - вожак слегка пнул стоящего на коленях продавца сафьяновым сапожком. - Мне твои медячишки сейчас ни к чему. А вот место твое торговое мне глянулось. Сейчас мы о том бумагу составим, что место свое ты мне отказываешь. Вон тот человек нам бумажку-то и справит, - он указал на грамотея. - И видоки как раз имеются. Ребяты, вы всё видели?

Ватажники угодливо заржали.

- Да не гоню я тебя, - продолжал вожак, наседая на мужика. - Будешь стоять как стоял, со своими кадушками. Только торговать будешь не себе, а мне в прибыток. Не боись, я тебе на жизнь оставлять буду... на скромную, - он сыто хохотнул. - Ну что, нравится тебе?

- Оно-то, конечно, того... - протянул бывший стрелец, - оно, конечно... оно действительно... что касательно, то относительно... дык ведь ежели случись чего - так оно и оппаньки...

- Ты чего несешь, гунявый? - с неудовольствием сказал вожак и снова пнул мужика сапожком.

- Да чего... Есть тут этот... как его... - мужик зачастил, как бы пытаясь успеть вспомнить, - полковник-то наш, хранцуз, говаривал... ну, вот который этот самый... нюанс! - извлек он, наконец, редкое слово из памяти.

- Чо? - не понял вожак.

- А вот сейчас его-то ты и восчувствуешь, - в голосе мужика вдруг прорезалось злое торжество.

Из какого-то едва заметного прохода меж рядами вышли трое в серых плащах и широкополых шляпах на иноземный манер. Эти были вооружены короткими шпагами.

Завидев их, ватажка сдулась, причем мгновенно. Вот только что были молодцы, которым сам чёрт не брат - а сейчас они каким-то чудесным образом преобразились в маленьких и грустных кроликов, на мордочках которых застыло одно желание: порскнуть в норку.

Серые взяли ватажку в треугольник. Действовали они четко и слаженно: чувствовался опыт. Никита Романович даже улыбнулся: по всему было видно, что пришла власть более настоящая.

Тот, что был повыше, подошел к вожаку и наставил на него указательный палец.

- Ты, - сказал носитель шпаги. - Кто таков?

Серебряный уловил очень стёртый, но всё-таки акцент - твердый, жесткий. "Немец, - решил он. - Давно на русской службе, но немец".