Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы

Таким образом, организация Московского университета являлась длительным процессом и прошла в своем развитии несколько фаз. С момента своего основания Московский университет, в отличие от «Академического» в Петербурге, получил от государства ключевые привилегии, придававшие ему тот же статус, что имели европейские ученые корпорации, а значит, как учебное заведение по праву носил название университета. Если М. В. Ломоносову в «Проекте об учреждении Московского университета» удалось воплотить, хотя и не полностью, свои представления о переносе в Россию традиционной университетской корпорации, то И. И. Шувалов ввел в «Проект» ряд положений в духе «модернизации» университетов в эпоху Просвещения, что отразилось на построении системы должностей, финансирования, внутреннего управления и отношений между университетом и государством. Деятельность по организации университета, как подчеркивал сам Шувалов, к началу 1760-х гг. была еще отнюдь не закончена, когда ему пришлось прервать ее в связи с вынужденным отъездом за границу после восшествия на престол Екатерины II. Но даже в незаконченном виде опыт организации Московского университета уже привлек в это время широкое внимание как внутри России, непосредственно повлияв на проект создания Батуринского университета, так и в университетской среде Европы, что показывает упоминавшийся выше пример профессора И. К. Готшеда и публикаций о Московском университете в издаваемом им в Лейпциге научном журнале.[693]

Новая фаза организации университета падает на 1760-е гг. В эти годы развернулась начатая еще Шуваловым работа над Регламентом, который был призван в деталях установить все нормы внутренней жизни Московского университета и его взаимоотношений с государством. Императрица Екатерина II придавала завершению этой работы большое значение, рассматривая Московский университет в качестве возможной основы для системы народного образования в России, о чем свидетельствуют многочисленные проекты и записки по переустройству университета, направлявшиеся на высочайшее имя в 1760-е гг. Однако результаты работы не удовлетворили Екатерину. Авторами записок выступали ученые эксперты – выходцы из немецкой университетской среды, и подавляющее большинство их предложений были направлены на перенос в Московский университет всех элементов привилегированной автономной корпорации, что, как доказал уже европейский опыт XVIII в., объективно противоречило интересам государства. И хотя эти проекты, включая и текст Регламента, подготовленный немецкими профессорами Московского университета, не были утверждены, но на практике те же профессора – представители таких старинных немецких корпораций, как Тюбингенский, Лейпцигский или Венский университеты, – внедряли в Москве коренившиеся еще в средневековье традиции (корпоративное старшинство профессоров, иерархию факультетов и ученых званий, преподавание на латинском языке), которые шли вразрез с принципами университетской «модернизации».

Само же правительство в 1770—1780-х гг. перешло к поиску новых путей реформирования высшей школы с оглядкой на опыт других европейских стран. Среди них наибольшее значение для России в эти годы приобрели университетские преобразования, проведенные в монархии Габсбургов, поэтому на их характеристике следует остановиться подробнее.

Университеты габсбургских земель при Марии Терезии и Иосифе II

В 1750—80-е гг. по Европе прокатилась целая волна образовательных реформ, затронувшая территорию от Испании и Неаполитанского королевства до Пруссии и России[694]. В каждой из этих реформ четко звучала идея ответственности государства за образование своих граждан, а также уверенность, что государству, как и церкви, необходимы образованные служащие с высокой профессиональной квалификацией.

Реформы затронули и католические земли Священной Римской империи, где многие университеты подверглись преобразованиям. Так, в результате усилий нескольких сменявших друг друга епископов было значительно обновлено преподавание и материальная база Вюрцбургского университета, за которым к 1780-м гг. закрепилась слава лучшего среди католических земель, не считая Австрии, открытого идеям Просвещения и двигавшего вперед католическое образование.[695]