Росс Полдарк

В его подшучивании крылась нотка обиды. Фрэнсис слегка расстроился, когда она рано отправилась спать. Но при виде Элизабет обида растаяла, уступив место любви.

Некоторое время они шептались, затем он потянулся к ней и поцеловал. Элизабет бессознательно подставила губы, и только когда его руки обняли ее, поняла, что легким поцелуем дело сегодня не закончится.

Спустя мгновение он отодвинулся и озадаченно улыбнулся.

- Что-то не так?

Она указала на детскую кроватку.

- Ты разбудишь его, Фрэнсис.

- Ох, он только что поел. И спит крепко. Ты ведь сама мне сказала.

- Как отец? - спросила она. - Ему лучше? То, что некоторые этого не понимают...

Он пожал плечами, чувствуя, что вел себя неправильно. Он вовсе не радовался тому, что отец слег; как и не был безучастен к возможному исходу, но чувство к ней было чем-то другим. И одно другому не противоречило. Сегодня он отнес ее на руках вниз. Его огорчило, что она исхудала, но он всё же был рад чувствовать тяжесть в хрупкой Элизабет. С того самого мгновения его преследовал запах Элизабет. Прикидываясь, что развлекает гостей, он на самом деле не сводил с нее глаз.

- Мне сегодня нехорошо. Болезнь твоего отца очень меня расстроила.

Как и всех гордых мужчин, Фрэнсиса задевало, когда его отвергали подобным образом. В такие мгновения он чувствовал себя похотливым школьником.

- Ты когда-нибудь почувствуешь себя лучше? - спросил он.

- Это нечестно, Фрэнсис. Не по своей же воле я чувствую слабость.

- Как и не по моей, - раздражительность, накопившаяся в нем за долгие месяцы воздержания, вырвалась наружу. Как и еще многое другое. - Я заметил, что с Россом сегодня ты не хмурилась и не выглядела слабой.

В её глазах вспыхнуло негодование. Сразу же после её ссоры с Россом брошенные им слова нашли в ней отклик и оправдание. Она не получала от него никаких вестей и жалела его. Долгие месяцы своей беременности она большей частью думала о Россе, о его одиночестве, о потухших глазах на изувеченном шрамом лице. Как и все люди, она не могла удержаться от сравнения того, что имела, с тем, что могла получить.

- Пожалуйста, только его не впутывай.

- Как я могу? - воскликнул он, - если ты сама его не оставляешь.

- Что ты хочешь этим сказать? Росс ничего для меня не значит.

- Может, ты начала об этом жалеть?

- Ты, наверное, пьян, Фрэнсис, раз говоришь со мной подобным тоном.

- Так и вертелась вокруг него днем. Росс, сядь со мной рядом. Росс, разве мой малыш не прелесть? Росс, отведай кусочек пирога. Боже мой, сколько суеты.

- Ты ведешь себя, как ребенок, - задыхаясь от злости, произнесла Элизабет.

Фрэнсис поднялся.

- Росс, уверен, не вел бы себя, как ребенок.

- Да, уверена, не вел бы. - ответила она, стараясь задеть мужа.

Они посмотрели в глаза друг другу.

- Пожалуй, слишком откровенно, не считаешь? - сказал Фрэнсис и удалился.

Он ворвался в свою комнату и, невзирая ни на спящего малыша, ни на больного, хлопнул дверью. Затем кое-как разделся, побросав одежду на пол, и завалился спать.

Он лежал, заложив руки за голову, и не смыкал глаз еще час, пока его не окутал сон. Его терзали разочарование и зависть. Вся его любовь и желание превратились в горечь, пустоту и уныние.

И не было рядом никого, чтобы подсказать, что он ошибался в своей ревности к Россу. Не было рядом никого, чтобы сказать, что теперь у него появился еще один и более сильный соперник.

Не было никого, чтобы предупредить его о Джеффри Чарльзе.

Глава семнадцатая

В развивающемся разуме Демельзы одной из комнат в Нампаре отводилась особая роль. Этой комнатой была библиотека.

Ей потребовалось длительное время, что рассеять свое недоверие к мрачному и пыльному помещению. Недоверие, являющееся следствием одной ночи, проведенной в просторном алькове, или, вернее, рядом с ним. Впоследствии она обнаружила, что вторая дверь в той спальне ведет в библиотеку, и часть страха тех первых часов перешла и на комнату за второй дверью.

Но страх и влечение идут рука об руку, как отталкивая нас, так и притягивая, и раз ступив в ту комнату, Демельза никогда не уставала в нее возвращаться. После своего возвращения Росс привел комнату в порядок, потому что каждая ее частица навевала воспоминания о детстве, матери, отце, их голосах, думах и утерянных надеждах. Для Демельзы тут не было воспоминаний, только открытия.

Половину предметов она никогда раньше не видела. Для некоторых из них даже её изобретательный ум не мог найти применения, а поскольку она не умела читать, то и стопки желтых бумаг, бирки и ярлычки, прикрепленные к некоторым предметам, не могли ей помочь.